Владычица морей
Шрифт:
В Варшаве Петр Алексеевич собрал военный совет, На том совете главнокомандующим объявлен был Шереметев. Недовольного Меншикова Петр оставил под Шереметевым. "Горяч ты, Алексашка, да дерзок не по уму, - сказал Петр.
– Не войско на тебя оставить боюсь, авантюр твоих, князь ты наш римский, опасаюсь!" Однако же в день рождения своего государь пожаловал любимца князем Ижорским.
Сам государь положил себе для диверсии ехать в Петербург. Секретная депеша Головкину да Сенявину ушла еще ранее, нежели государь покинул Варшаву.
Карл между тем переправился с войском своим через Одер и двинулся в сторону Кракова, разделив свою армию на три
Сим отметившись, Петр прибыл в Гродно, где принял Преображенский полк, немало порадовавший его выправкой и полной готовностью к бою. Из Гродно государь проследовал в Вильно. Здесь он инспектировал войска князя Репнина, оттуда двинулся на соединение к Александру Даниловичу Меншикову, что стоял со своими полками в местечке Меречь. На заседании совета решено было пехоте идти к границе своей, а коннице, куда входил отчаянный татарский полк и еще более отчаянный отряд казаков, зарабатывавших прощение государево после Астрахани, тревожить неприятеля и не давать ему покоя ни в чем.
Между тем шведский король оконфузился и едва не попал в плен. После отъезда Петра Алексеевича из Варшавы Карл с небольшим отрядом переправился через Вислу, желая высмотреть русское войско, но попал под атаку и едва не был полонен. Отчаянные шведские гренадеры легли смертно, однако государю своему дали спастись. Уже у самого берега, когда Карл благодарил Бога о явленной милости, ядро из малой мортирки повредило его лодку. На счастье, пошло мелководье, и великий король отделался всего лишь малым насморком.
Узнав о том, государь Петр Алексеевич не сдержал сожаления.
Сам он меж тем через Великие Луки, Новгород, Ладогу и Шлиссельбург прибыл в Петербург и 23 октября 1707 года явился прямо с дороги в дом к Апраксину. Первым, что Петр спросил, было - где? Апраксин указал на море. Два дня государь отсыпался и пьянствовал с Апраксиными и приближенными, утром 30-го числа, никому не сказавшись, ушел в море. Восемь ден государь пробыл на кронштадтских работах, работал с жадностию сам и окружающих к лени не призывал, затем прибыл к острову Котлин, где наблюдал действие самоходной мины Курилы Артамонова и от сего испытания был в великом восторге.
Воротясь в Петербург, в первых числах ноября Петр Алексеевич в соборной церкви святой Троицы венчался с Катериной, беззнатной мариенбургской девкой, бывшей когда-то замужем за недолго пожившим на белом свете шведским трубачом, потом побывавшей под русским солдатом в обозе, познавшей до государя любовь фельдмаршала Шереметева и светлейшего князя Меншикова.
Празднование было не слишком пышным и великим, ни один еще государь российский не мешал так своей крови. Кое-кто из окружения государя недовольно и дерзко роптал. Петр отмахивался. К тому времени от Екатерины у него уже было двое детей. Жизнь Петра складывалась в соответствии с его привычками и сообразностями, большую часть жизни государь проводил в походных разъездах, потому и супруга Петру Алексеевичу требовалась такая, чтоб не тяготили ее привычки мужа. Екатерина Скавронская, к тому времени начавшая носить фамилию Михайлова, оказалась именно той подругой, что потребна была Петру. Она без тягот и жалоб преодолевала с ним бескрайние просторы империи, жила в болотистом и неуютном
Екатерине исполнилось в тот год девятнадцать лет. Государю шел тридцать шестой год.
После того Петр выехал в Москву, недавно пережившую великий пожар, причинивший немалый урон строениям и жившим в столице жителям.
Северная война тяготила Петра. Каждый государь мечтает о процветании своего государства. Петр предложил Карлу мир при условии, что шведский король согласится. с приобретениями российскими и оставит Петру Ингрию с городами Кроншлотом, Шлиссельбургом и Петербургом. Карл был заносчив. Он назначил генерала своего Шпара московским губернатором и объявил свое желание свергнуть Петра с престола, а империю русского царя разделить на малые княжества.
Карл напомнил своим министрам исторический анекдот. Некогда войска Луция Сципиона прибыли в Азию, где им предстояло сражаться против царя Антиоха Великого. Антиох, предчувствуя поражение, прислал послов для переговоров о мире, но Луций Сципион послам в соглашении отказал и заметил, что договариваться надо было раньше, а не тогда, когда седло и узда уже готовы. "Нам, - заносчиво и самодовольно заметил Карл, - предстоит загнать московского медведя обратно, в его холодные морозные леса. Условия перемирия мы будем обсуждать, когда я войду в Москву".
– Брат мой хочет быть Александром, - со вздохом заметил Петр.
– Однако ж он не найдет во мне Дария.
Старым солдатам и урядникам Вейдова и Бутырского полков за поход в Троицу государь приказал прибавить по рублю к жалованью.
3. ГОСУДАРЕВА ДИПЛОМАТИЯ
Государи дерутся, а холопы их службу справляют. И чем отчаяннее дерутся государи, тем тяжелее доводится их подданным. Сия нехитрая истина многократно проверена историей и отражена в летописных скрижалях не единожды. В штормовую непогоду шел "Посланник" с подводкою на борту к берегам Альбионовым. Волнение было таким, что требуху свою с трудом удавалось держать за зубами, зелены были Мягков с Раиловым, а уж Суро-викин вообще иной раз часами свешивал голову в окно каюты, богохульно отзываясь и о небесах, и. об отцах командирах, и о непогоде, но особо поносил англичан за то, что они поселились столь далеко от России, а еще более за то, что живут на туманных островах, куда и в хорошую погоду нелегко добираться.
Еще при жизни адмирала Головина английскому посланнику в России Чарльзу Витворду задавался вопрос о посредничестве Англии между шведским королем и русским государем. Витворд ответствовал уклончиво, де, король Швеции не имеет никакой склонности к миру. Однако едва возникла опасность, что Карл нападет на Австрию, в Лондоне недовольно зашевелились. Петр, считая Англию наиболее влиятельной державою среди участников великого союза, направил своего посланника в Гааге Андрея Артамоновича Матвеева с дипломатической* миссией в Лондон.
Как дипломат Андрей Артамонович был без характеру, чем и показал себя еще во Франции по делу русских кораблей братьев Бражениных и Елизара Избранта, захваченных дюнкеркскими каперами. Кораблей так и не вернули, но король французский через министра своего де Тоси объявил посланнику, что впредь все московские корабли, что войдут во французские гавани, будут встречаться приятельски. С тем Матвеев и уехал обратно в Гаагу, а следить за делами во Франции остался дворянин Постников, бывший там резидентом русского государя.