Владычица небес
Шрифт:
Издали послышался тревожный всхрап лошадей, а отовсюду — сзади, слева, справа — мерзопакостное хоровое шипенье. Высокая трава буйно колыхалась уже не под дыханием ветра, а от тел сотен гадов, ползущих в ней. Вот почти у самых ног киммерийца сверкнула блестящая черная лента, поднялась, крошечными злобными глазками в упор разглядывая человека, дернулась к нему, но не смогла преодолеть очерченного Трилле круга. И тут же возле нее закопошилась еще одна тварь, потом еще одна, еще…
Разных размеров и видов, змеи ползали в траве, свивались в клубки, шипели — никогда прежде Конан не видел такого скопления этих Нергаловых отродьев, а увидев, почувствовал нечто
— Смотри, брат! — весело сказал Трилле, которого танцы змей только забавляли. — Глухая гадюка! Вот не знал, что они водятся в Шеме! У ней хвост раздвоен, и кидается она прямо из-под ног!
Конан не разделял восхищения лохматого. Гадюку, что бросается прямо из-под ног, стоило, по его мнению, изничтожить на месте, а не млеть от умиления, но — здесь хозяином был не он. Подняв глаза на парня, он с отвращением узрел в его руках длинную белесую змею, обвившуюся вокруг тонкой его шеи и свесившую плоскую голову к его рту.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул варвар, отворачиваясь.
— А это… — видимо, Трилле решил доконать нового товарища, — уж, но ядовитый. Он живет под…
— Хватит! — прервал Конан зарвавшегося натуралиста. — Убери отсюда гадов, пока лошадей не пожрали!
Лохматый покорно кивнул, сложил губы трубочкой и засвистел — тихо, переливчато. Именно так, насколько мог помнить Конан, свистят настоящие заклинатели змей, но не прогоняя их, а, наоборот, призывая. Тем не менее твари стали расползаться; уж, извиваясь, протащился по руке Трилле вниз, там вытянулся в стрелу и скоро исчез в траве. Через пару всего мгновений в округе стало чисто. Киммериец подавил облегченный вздох и встал.
— Ехать пора.
— Угу, — сказал бродяга отсутствующим голосом, уставясь в одну точку на горизонте. То ли жалко ему было расставаться со змеями, то ли некая мысль посетила его в этот миг, но он не тронулся с места, пока Конан не поднял его за шиворот и не поставил на ноги. Тогда он тоже вздохнул — не облегченно, а страдальчески — и поплелся за варваром, который уверенно шагал впереди, ничуть не опасаясь новой встречи с гадами.
Лошади, оставленные ими посреди степи, стояли беспокойно: подымали морды к небу и ржали, перебирали ногами. Как видно, змеи обползли их стороной, но чуткие животные ощутили их незримое присутствие здесь.
— Куда мы? — спросил Конана очнувшийся наконец Трилле.
— В Вендию, — коротко ответил киммериец, легко взлетая на вороного.
Парень пожал плечами, кряхтя, забрался на свою караковую.
— Не близко, — сказал он не то осуждающе, не то уважительно.
— Можешь оставаться! — ухмыльнулся жестокосердый варвар, ударил коня пятками и поскакал по степи, уже начинающей темнеть, ибо только половина солнца освещала землю в это время.
Повелитель Змей в нерешительности посмотрел назад, потом на Конана, потом опять назад. В Вендию? Не близко… Однако превозмог себя, лень свою, которая, на удивление, присуща всем почти бродягам, и подался вслед за Конаном — только черной точкой он виделся уже вдалеке…
К утру он совсем обессилел. Ехали медленно, то шагом, то рысью, и остановок не делали вовсе. Киммериец казался парню выкованным из железа: суровое лицо его с грубыми правильными чертами не выражало ровно
В начале пути — после представления со змеями — они потолковали немного. Так бродяга выяснил, что новый товарищ прозывается Конаном, что родом он из холодной северной Киммерии, что лет ему тридцать и еще один (на целых пять больше, чем ему, Трилле). Иных сведений выудить из варвара ему не удалось. На вопрос о цели их нынешнего предприятия он лишь ухмыльнулся, а ответить — не ответил. И о жизни своей поведать не пожелал. Пожалуй, последнее обстоятельство огорчило парня более всего. Мотаясь по свету, он привык рассказывать сам и слушать других, так что к двадцати шести годам различных правдивых историй в запасе у него было полно. Это приносило не только удовольствие, но и хлеб. Длинными зимними вечерами, когда бродягам живется совсем худо, Трилле за похлебку и горбушку вдохновенно посвящал хозяина постоялого двора и его гостей в тайны и приключения путешественников, описывал красоты и обычаи далеких стран, без приукрашивания передавал легенды и сказки разных народов. Два, в лучшем случае, три дня на этом можно было продержаться. Потом хозяину надоедало слушать одно и то же и он, если гости не заступались, прогонял рассказчика вон, хоть в мороз, хоть в пургу — торговые люди не жалостливы, вон Конан — уж на что варвар, а и тот в кабаке в обиду не дал, накормил…
Мысли путались в голове бродяжки. Он то принимался дремать в седле, то, едва не свалившись, выпрямлялся и какое-то время сидел ровно, словно палку проглотил. Усталость постепенно овладевала им; все члены ослабли: пальцы отказывались держать повод, голова норовила упасть на плечо, а глаза, раз закрывшись, и вовсе не желали открываться. Когда первый, еще невидимый луч солнца высветил равнину Турана с чередой гор по правую сторону, Трилле все же уснул. Ему снился город. Большой и шумный, с красивыми домами и добрыми жителями… Может, то была его родина? Кто знает…
Только у стен Замбулы — суматошного туранского города — Конан заметил, что спутник его крепко спит, и, надо сказать, заметил вовремя. Как раз в этот момент Трилле начал валиться с лошади и непременно упал бы на землю, да еще, может быть, запутавшись в стремени, расшиб голову, если б железная рука варвара не подхватила его. Тут же пробудившись, парень захлопал глазами, пока не в силах уразуметь, где он, почему и с кем, но уже напугавшись до полусмерти, — не сосчитать, сколько раз сон его прерывался пинком либо бранным словом.
— Конан?
— Нет, Илдиз Туранский, — ворчливо ответил киммериец и снова пустил коня вскачь.
Повелитель Змей, измотанный и сонный, погнал свою караковую следом, в душе проклиная себя за то, что все-таки добился своего и прилепился к этому киммерийцу — сам бы он от Эрука до Замбулы сделал не меньше десятка привалов, а с Конаном пришлось ехать без остановки. Вдруг страшная мысль поразила бродягу в самое сердце: а что, если железный варвар решил вовсе нигде не останавливаться, пока не доберется до Вендии? Холодный пот выступил на челе лохматого. Нет, такого испытания он точно не выдержит.