Владыка Асгарда

Для князя Волоха приезд дорогих гостей не явился неожиданностью. Он затратил немало усилий, чтобы заманить в Биармию царя Сарматии Таксака. Справедливости ради следует отметить, что путь Таксаку пришлось проделать немалый. Слишком уж далеко располагалась солнечная Сарматия от сумрачной Биармии. К счастью, у Волоха нашлась приманка, заставившая тронуться с места ленивого сына Аркасая. Не для кого в окрестных землях не было секретом, что царь Таксак влюблен в племянницу Волоха прекрасную Лелю. Именно с помощью вдовы князя Родегаста, ушедшего в мир иной уже почти двадцать лет тому назад, Волох и его ближайший союзник князь Сколотии Хорс собирались втянуть в заговор против кагана Яртура могущественного, но нерешительного царя Сарматии. Впрочем, осторожность Таксака отнюдь не была признаком врожденной трусости, просто слишком уж большую власть взял над независимыми прежде царствами и княжествами нынешний владыка Асгарда. Мало того, что Яртур собирал дань с окрестных земель на содержание огромного войска, так он еще норовил спихнуть со столов законных князей и посадить на их место своих темников. Таксак совсем недавно, пяти лет не прошло, как взял верх в междоусобной войне, разгоревшейся в Сарматии после смерти царя Аркасая. Отголоски той войны еще давали о себе знать в разных уголках его обширного царства, а потому новый царь не спешил ввязываться в войны с соседями и уж тем более ссориться с могущественным каганом. Если бы не страсть к княгине Леле, вспыхнувшая жарким пламенем в сердце молодого тридцатилетнего мужчины, то его вообще не удалось бы выманить из Эпира, стольного града Сарматии. Ворота замка Кремень со скрежетом закрылись за сарматами. Царь Таксак и его свита спешились, с восхищением и удивлением разглядывая высокие каменные стены логова одного из самых коварных князей Ойкумены. Сам Волох в сопровождении князя Хорса и биармских бояр ступил с настила Срединной башни навстречу дорогим гостям. Таксак, не видевший Волоха лет десять, с легкой оторопью отметил, что время над сыном Слепого Бера и княгини Турицы, похоже, не властно. Князь Биармии, коему, по слухам, перевалило за шестьдесят, выглядел лет на сорок, не больше. Шитый золотом кафтан из парсской парчи облегал ладное тело Волоха, червленые сапоги сидели на ногах как влитые. Сын рахмана Коломана встречал гостей без оружия, с неприкрытой грудью и непокрытой головой в знак доверия. Таксак поведение хозяина оценил и в свою очередь снял шлем с головы, дабы не выглядеть в глазах биармцев невежей. Князь Биармии и царь Сарматии обнялись посреди обширного замкового двора почти по-братски.

– Рад видеть тебя на своей земле, благородный Таксак, – зычным голосом произнес князь.

– Да пребудут с тобой всегда твоя удача и расположение богов.

– Мир твоему дому, благородный Волох, – отозвался на приветствие хозяина царь Сарматии. – От души желаю здравия и тебе, и твоим домочадцам.

Внутреннее убранство Срединной башни произвело на Таксака двоякое впечатление. Суровая простота спорила здесь с откровенной роскошью. Князь Волох был несметно богат и не находил нужным этого скрывать. Царь Сарматии испытал чувство очень похожее на зависть, разглядывая пиршественный стол, заставленный золотой посудой. Поразило его и оружие, развешенное по стенам. Прежде всего, богатством отделки, а уж потом закалкой отливающих синевой клинков. Гостеприимный Волох в знак дружбы и признательности вручил дорогому гостю парсский меч в ножнах, усыпанных драгоценными каменьями. Щедрый дар вызвал шепоток одобрения в свите царя Сарматии. Впрочем, Волох, надо отдать ему должное, не обидел никого из беков Таксака, проделавших немалый путь до Биармии, и наградил их за труды серебряными кубками. Конечно, сарматы простаками не были и очень хорошо понимали, что привечает их сын Слепого Бера с тайным расчетом на будущий союз, но ведь и Таксак прибыл в далекую Биармию не только для того, чтобы полюбоваться прекрасным ликом княгини Лели, как раз в эту минуту, входящую в пиршественный зал. При виде Лели Таксак залился краской как влюбленный юнец и тем вызвал едва заметную усмешку на губах Волоха. Впрочем, вдова князя Родегаста вполне заслуживала возгласов восхищения, невольно сорвавшихся с уст сарматов при ее появлении. Трудно было поверить, что возраст этой женщины приближается к сорока и что она имеет взрослого сына. Все-таки кровь царя альвов Эльмира сказывалась на его потомках. Что князя Волоха взять, что княгиню Лелю. И в сорок лет эта женщина выглядела двадцатилетней. Темный вдовий наряд только подчеркивал ее неувядающую красоту. Леля была светловолоса, синеглаза и белокожа. А ее алые губы могли довести до умопомрачения любого, даже выдержанного человека. Немудрено, что царь Таксак влюбился в нее без памяти, махнув рукой на разницу в возрасте.

Голос Лели был подстать ее внешности, и пока этот журчащий ручеек лился в уши Таксака, царь Сарматии стоял одеревеневшим истуканом к немалому смущению своих беков. Все-таки сын благородного Аркасая был не зеленым юнцом, а много чего повидавшем мужчиной. Но недаром же говорят, что женская красота способна парализовать волю даже самых мудрых людей. Или вдохновить их на поступки, которые в здравом уме и твердой памяти они никогда бы не совершили. Сарматские бояре очень опасались, как бы влюбленный царь Таксак не наделал глупостей. И не надавал бы Волоху обещаний, за которые потом придется расплачиваться большой кровью.

Умопомрачение владык порой дорого обходится их подданным.

– За твое здоровье, благородный Таксак, – громко провозгласил князь Волох, поднимая кубок, и тем самым вывел влюбленного сармата из оцепенения.

Ответную речь от имени гостей держал первый ближник Таксака бек Буняк, человек хоть и не блещущий красотой, но донельзя велеречивый. Своими похвалами по адресу князя Волоха, князя Хорса, княгини Лели и биармских бояр, собравшихся за столом, он довел всех едва ли не до полного изнеможения. И только пинок в голень, нанесенный краснобаю беком Едигеем, заставил Буняка завершить свою затянувшуюся здравницу. Далее пир пошел обычным рядом. Биармцы, сарматы и сколоты очень быстро нашли общий язык, благо и тем, и другим, и третьим было кого проклинать и на кого жаловаться. Особенно усердствовал сколотский боярин Облога, муж далеко уже немолодой и желчный. По его словам выходило, что белый свет еще не видывал тирана более алчного и жестокого, чем каган Яртур. И хотя далеко не все в словах Облоги было правдой, бояре и беки, сидевшие за пиршественным столом, сошлись во мнении, что нынешний владыка Асгарда превзошел в своеволии своих предшественников.

– Парсов он, однако, разгромил, – счел нужным заступиться за кагана Едигей. – По слухам, царь Кир после проигранной войны умер от огорчения.

– Да какое нам дело до парсов с их царем! – возмутился боярин Облога. – Где та Парсия, а где мы?! Себерию Яртур под себя подгреб? Подгреб! У Сарматии треть земли отхватил?

Отхватил! Законного наследника Велемудра княжича Стояна извел? Извел! И теперь в Ашугии сидит пьяница Буслав, целиком зависящий от кагана.

– Буслав тоже сын Велемудра, – не захотел сдаваться Едигей.

– Младший сын! – взвился боярин Облога. – А такого прежде не было, бояре и беки, чтобы младший поперед старших на стол восходил.

Положим, случалось всякое, и не только в Ашугии, но и в Сарматии. Тот же Таксак на царский стол пролез бочком. Но, разумеется, вслух об этом никто даже не заикнулся. Все же ума еще не пропили бояре и беки, чтобы такими словами кидаться.

– Ты, боярин Облога, кричишь на меня, словно я Яртуру отец родной, – возмутился Едигей, – а я ему даже не свойственник.

И кто, спрашивается, тысячника за язык тянул. Да еще за столом в замке Кремник. Да еще в присутствии князя Волоха, который как раз приложил-таки усилия к появлению на свет этого самого Яртура. Чтоб ему пусто было. Но, к счастью, князь Биармии, занятый разговором с царем Таксаком, слова захмелевшего сармата пропустил мимо ушей. – Думай, что говоришь! – сердито прошипел на соседа Буняк. – Нашел, кого защищать. – Да разве я его защищаю? – удивился Едигей. – Просто к слову пришлось. Ты мне лучше скажи, боярин Облога, что за дородная боярыня выходила к нам вместе с княгиней Лелей?

Вроде лицо знакомое, а припомнить не могу.

– Так ведь это Злата, дочь покойного князя Велемудра, – неохотно отозвался обиженный сколот.

Едигей и Буняк переглянулись. Так вот почему боярин помянул недобрым словом князя Ашугии Буслава! Помянул, между прочим, по делу, ибо тот Буслав иного к себе отношения и не заслуживал. Но это, разумеется, еще не повод, чтобы сарматы ни с того, ни с сего стали бить ноги за чужой интерес. Покойному князю Велемудру вообще не повезло с детьми, надо это признать. Про ту же княжну Злату чего только добрые люди не болтали. И нельзя сказать, что злословили. Сначала она родила дочку от Яртура, числившегося в ту пору сколотским княжичем. А с сыном Златы Божидаром и вовсе вышла незадача. Волхвы и те не сразу определились, за чьим родом его считать. По перву думали, что – за Ратмировым. Но княжну Злату такой расклад не устроил. Ибо быть сыном изгоя – радость невелика. И тут, к удивлению многих, дочь Велемудра объявила отцом своего ненаглядного Божидара асского боярина Бутуя. Бутуй, надо отдать ему должное, от сына отказываться не стал. А уж от души признал или слукавил, тут у присутствующих в замке Кремень бояр и беков полного согласия не было. Иные, как биармский боярин Сипяга, полагали, что Бутуй слукавил из угождения Яртуру, коему законный наследник изгнанного княжича Ратмира стал бы костью в горле, другие, и в их числе боярин Облога и бек Едигей, утверждали, что Бутуй не посмел бы обмануть волхвов Перуна, да еще и в храме, пред ликом Ударяющего бога.

– Бутуев это сын, а не Ратмиров, – опять ринулся в спор неугомонный боярин Облога. – Да разве ж волхвы позволили бы сыну изгоя с черной кровью стать витязем Асгарда. А того Божидара пытали пред священным камнем, я это собственными глазами видел, бояре. И бог Перун его кровь не отринул.

– Ну, если Ударяющий бог решил, то чего же нам с вами спорить, – примирительно заметил Сипяга.

– А кто спорит? – пожал широкими плечами Едигей. – Я к тому говорю, что у князя Буслава сына Велемудра прав на стол Ашугии больше, чем у витязя Божидара сына Бутуя. Срезал таки хитрый сармат сколотского боярина Облогу, который, похоже, близко к сердцу принимал невзгоды, выпавшие на долю сына княжны Златы. С чего бы это? Какое, в сущности, дело сколотам, кто княжит в Ашугии, Буслав или Божидар? Но интерес, судя по всему, есть, иначе князь Хорс не сидел бы сейчас за столом рядом с князем Волохом в замке Кремень и не осушал бы третий по счету кубок за здоровье царя Сарматии. Конечно, хитрая и беспутная женка Злата, привыкшая трясти подолом возле колен сильных мира сего и не чуждая, по слухам, колдовству, вполне могла охмурить любого мужчину, но князь Хорс слишком расчетливый и трезвомыслящий человек, чтобы поддаться за здорово живешь бабьему обаянию. Сын покойного Авсеня терпеть не может кагана Яртура. По слухам, их вражда зародилась еще в детстве. А уж после того как всему свету стало известно, что княгиня Лада прижила своего сына от князя Волоха, огонь вражды между Хорсом и Яртуром взметнулся до небес и грозил теперь спалить едва ли не всю Скифию.

– Как бы нас не заставили ноги бить за бабий интерес, – шепнул с кривой усмешкой Едигей Буняку.

Буняк простаком не был и уже успел без подсказки бека сообразить, что разговор о сыне княжны Златы биармцы и сколоты завели неспроста. И уж конечно, не в витязе Божидаре тут было дело. Ибо под рукой у князя Волоха имелся еще и другой витязь, сын княгини Лели по имени Мортимир. Этот тоже прошел испытание у священного камня и был принят в дружину бога Перуна. Про Мортимира ходили разные слухи. Иные утверждали, что он сын покойного князя Родегаста, убитого каганом Яртуром в замке Асгард. Правда, его мать Леля не явилась на суд волхвов, дабы опровергнуть слухи по поводу сроков зачатья Мортимира. Но своей волей она туда не явилась или под давлением ближников кагана, об этом можно было только догадываться. В любом случае это был выбор матери, а не сына, тогда еще не родившегося на свет. Пораскинув умом, бек Буняк пришел к выводу, что князь Волох готовит большой заговор против кагана Яртура и пытается втянуть в него царя Таксака. Вот только пойдет ли на пользу Сарматии грядущая война? За спиной Яртура витязи Асгарда и многочисленное войско. Но не это главное. Каган сумел угодить сразу двум богам, Перуну и Велесу, и мог теперь рассчитывать на их поддержку. Конечно, по крови он чужой Перуну. Чего не скажешь о Велесе. Сам Буняк при штурме Асгарда не присутствовал, но очевидцы в один голос утверждали, что именно Яртур при помощи бога Вия сумел обуздать проснувшегося было титана Аримана. А Вий это слишком серьезно, чтобы в горячке бросать вызов его любимцу. Да и Слепого Бера, сидящего в Рипейских горах, так просто со счетов не скинешь, а рахман Коломан своего последнего слова еще не сказал.