Владыка башни
Шрифт:
Позже ей так и не удалось восстановить всю цепь событий. Она помнила свои прыжки и повороты, куритаев с перерубленными шеями, но в остальном все покрывал красный туман, в котором молниями сверкали лезвия мечей. Все закончилось с подходом алебардистов из дворцовой гвардии, они прикончили оставшихся рабов и сбросили вольных мечников со стены.
И вдруг она обнаружила, что все её поздравляют, хлопают по спине, а она до того устала, что не в силах противиться всему этому. По счастью, Аркен утащил её прочь от благодарных вояк. Рива с радостью обнаружила, что парнишка даже не ранен,
Она задержалась при виде того самого гвардейского сержантика, он тряс за плечи вольного мечника. Воларец судорожно зажимал рукой рану на другой руке, повыше локтя — в ране белела кость.
— Где же твой кнут, падла? — орал сержант, втыкая в рану кинжал и проворачивая лезвие. Воларец завизжал. — Где кнут, а?
— Убей его, хватит! — приказала Рива. — Построить людей. Ночь ещё не закончилась.
Атаки продолжались ещё четыре часа — до тех пор пока первый проблеск зари не показался над рекой. Все новые и новые батальоны пересекали поток, чтобы попытать удачи. Всё больше и больше трупов оставалось на земле после каждой попытки. Впрочем, защитникам эта ночь тоже далась нелегко. Арентес доложил, что они потеряли около трёх сотен бойцов и ещё две сотни были ранены. Но город устоял. Уцелевшие воларцы убрались в конце концов восвояси: варитаи — построившись в колонны и прикрывшись щитами, вольные мечники — в панике позабыв о дисциплине под градом стрел. При свете занимающегося дня потери воларцев от метких выстрелов заметно возросли...
Внимание Ривы привлекли возбуждённые крики. Оказалось, что в реке нашли живого воларца — вольного мечника, судя по страху, с которым он смотрел на подходящую к нему Риву.
— Ну да, — сказала ему она. — Пришла эльвера.
Мужчина дико таращил глаза, оцепенев от ужаса и почти утратив рассудок. «Готов, отвоевался», — подумала она.
— Госпожа? — Лучник, вынув кинжал, вопросительно взглянул на Риву.
— Кто-нибудь в городе говорит по-воларски?
Достаточным знанием языка для общения с пленным обладала лишь Велисс, да и то ей приходилось писать. С помощью своих книг она перевела послание Ривы и заставила воларца затвердить его вслух. Возможно, отправить пергамент было бы проще, но Риве хотелось, чтобы остальные воларцы услышали страх в голосе товарища.
— У эльверы огромная сила, она убьёт каждого, кто попытается проникнуть в город. Однако эльвера милостива. Ваши командиры отправляют вас на верную гибель в бессмысленных сражениях, тогда как сами сидят в безопасности в своих шатрах. Те, кто сложит оружие и покинет окрестности города, избежит гнева эльверы. Тех же, кто останется, ждёт верная смерть.
— А он все это не переврёт? — спросила у Велисс Рива, пока пленный, спотыкаясь под её взглядом на каждом слове, бубнил послание.
— Насколько я могу судить, нет.
— Пусть прокричит это десять раз, а потом отпустите его, — приказала она Аркену. — Я — к дяде.
Они не пришли ни следующей ночью, ни после. Воларский лагерь жил обычной жизнью, не выказывая ни единого признака подготовки к очередному штурму. Если они и строили новые осадные башни, то делали это вне поля зрения защитников. Не пытаясь больше пересечь дамбу, воларцы занимались муштрой: видно было, как они отправляли конные патрули.
— Похоже, решили взять нас измором, — заключил Антеш.
— Вот трусливые ублюдки, — выругался Арентес. — Ещё пара-тройка атак наподобие предыдущей, и мы бы принудили их отступить.
— Потому-то они и решили сменить тактику, — заметил владыка лучников и подошёл к Риве. — Не помешает устроить вылазку, госпожа. Один или два рейда могут подтолкнуть их к ещё одной опрометчивой атаке.
— Делайте как считаете нужным, — согласилась она. — Но пусть отряд будет небольшим и идут только добровольцы. Лучше всего — холостяки.
— Будет исполнено, госпожа.
Несколько дней прошло в рутине докучливых проверок, тренировок защитников ради поддержания формы, чтении отчётов Велисс о состоянии быстро тающих припасов.
— Только половина? — застонала Рива как-то вечером. — Не может быть!
— Испуганные люди едят больше, — ответила Велисс. — Весь скот уже забили. Теперь у нас остались только хлеб да солонина. Прости, любовь моя, но, если мы хотим пережить зиму, пайки придётся урезать, причём не только гражданским, но и солдатам.
— Ты что, училась каллиграфии? — спросила Рива, вглядываясь в пергамент, исписанный аккуратным почерком советницы.
— Мой батюшка служил деревенским писарем. Он и меня учил, но, скажем так, особенности моей женской природы завели меня в Варинсхолд, так и не дав мне возможности получить достойную профессию.
— Он тебя бил, да? Поэтому ты сбежала?
— О Вера! — расхохоталась Велисс. — Разумеется, нет. Он в жизни никого пальцем не тронул, даже мою матушку, хотя уж кто-кто, а эта блудливая корова заслуживала хорошей трёпки. Мой отец был добрым и скучным обывателем, он не интересовался ничем за околицей родной деревни. Я же хотела большего.
Лорд Мустор, дремавший в кресле перед камином, пошевелился и что-то пробормотал.
— В последние дни он постоянно спит, — сказала Велисс. — А когда просыпается, часами напролёт несёт что-то бессвязное о своём семействе.
Несмотря на насмешку, на лице советницы ясно читалась тревога — провозвестник надвигающегося горя. Риве захотелось взять её за руку. Чтобы не поддаваться искушению, она поднялась из-за письменного стола.
— Возьми себе несколько бутылок вина, — сказала она, — остальное пусть раздадут народу. Может быть, нам удастся хоть как-то подсластить горькую пилюлю от урезанных пайков.
— Или спровоцировать пьяные потасовки на улицах.
— Значит, раздавайте понемногу. Псы Чтеца не появлялись больше?
— Нет. Старому хрычу, видимо, довольно его горячечных проповедей в соборе, туда стекаются целые толпы слушателей. Мне рассказывали, что его речи день ото дня становятся всё бредовей и мрачнее. Мол, кара Отца обрушилась на нас, и так далее, и всё такое прочее. Боюсь, если ситуация ухудшится ещё больше, хлопот с ним не оберёшься.
— Не было ли у дяди каких-нибудь идей, как ограничить власть этого старика?