Владыка башни
Шрифт:
— Мы находились в королевских покоях Высокой Твердыни. Мой брат метнул топор прямо ему в грудь. Он умер мгновенно. Я помню, что его меч упал куда-то в темноту. Я не взял его и не видел, чтобы на него позарился кто-то из моих братьев или солдат.
— Но ты же сказал, что знаешь, где его искать! — воскликнула она, уже зная ответ. Тем не менее прозвучавшие затем слова ранили больнее, чем палка священника:
— Я солгал, Рива.
Она вновь закрыла глаза. Её трясло.
— Зачем? — тихонько прошептала она, не в силах больше ничего произнести.
— Твой народ считает, что во мне Тьма. Но «Тьма», как однажды объяснил мне
Рива вскочила на ноги, а вслед за ней встал и Аль-Сорна. Меч раскачивался за её спиной, словно змея, готовая атаковать.
— Зачем?
— Я нужен последователям твоего отца. Им нужен заклятый враг. Без меня они — всего-навсего безумцы, поклоняющиеся призраку другого безумца. Тебя послали за тем, чего нельзя отыскать, в надежде, что я убью тебя и подброшу этим дров в топку их священной ненависти. Ты была ценна для них лишь своей кровью и своей смертью. В отличие от меня, до живой Ривы им нет никакого дела.
Меч легко выскользнул из ножен, прямой и верный, как стрела. Рива кинулась на Ваэлина. Он не пошевелился, не сделал попытки уклониться, просто стоял и невозмутимо смотрел, как меч разрезает сначала рубаху, затем — плоть. Рива вдруг поняла, что плачет: полузабытое воспоминание детства, когда священник избил её первый раз, — и она была потрясена его жестокостью.
— Почему? — сквозь слёзы крикнула она. Кончик меча уже на дюйм вошёл в тело Ваэлина. Ещё чуть-чуть — и Тёмный Меч отправится на вечные муки, давно заждавшиеся его.
— Потому же, почему теперь я отвергаю мою песнь, которая кричит мне «Отпусти её!», — сказал Аль-Сорна безо всякого страха. — Потому же, почему ты не можешь теперь меня убить. — Он медленно поднял руку и погладил Риву по щеке. — Я вернулся домой, чтобы отыскать одну сестру, а нашёл двоих.
— Я тебе не сестра. И не подруга. Я ищу клинок Истинного Меча, который объединит всех в любви к Отцу.
Он расстроенно вздохнул и покачал головой:
— Твой Отец Мира — не более чем набор мифов и легенд, скопившихся за тысячу лет. И даже если он действительно существует, он ненавидит тебя за то, что ты такая, какая есть. Так ведь утверждают его священники?
Её дрожь превратилась в судороги, меч затрясся. «Один удар, и...» Рива шагнула назад, оступилась и упала.
— Пойдём с нами, — умоляюще произнёс он.
Она вскочила и побежала прочь, сквозь тёмную колышущуюся траву, и слёзы застилали ей глаза. Лезвие меча поблёскивало, отмечая взмахи её руки, а вслед ей нёсся его печальный крик:
— Рива!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
«Семя прорастёт...»
Зуд начался на следующее утро после убийства старика в храме. Френтис открыл глаза. Женщина, обнажённая, ещё спала, прижавшись к нему. Во сне она казалась спокойной и довольной, тёмные локоны упали на лицо и слегка шевелились от размеренного дыхания. Мучительно захотелось её придушить. Используя его тело, она радостно ликовала, впиваясь ногтями в спину, обхватив его бёдрами. Тяжело дыша, бормотала какую-то невнятицу на воларском:
— Перед нами... весь мир... любовь моя... Пусть Союзник продолжает играть в свою игру... Вскоре я начну собственную... А ты... — Она остановилась, с улыбкой целуя его в лоб, пот капал с её сосков на его исполосованную шрамами грудь. — Ты станешь той фигурой, которая решит исход всей партии.
Теперь он лежал, освещённый солнцем, проникающим сквозь щели в ставнях. Так хотелось, чтобы руки преодолели неподвижность, чтобы ладони сжали её горло. Он пытался обратить своё желание в действие, но руки продолжали вяло и недвижно лежать вдоль тела. Даже теперь, плутая в своих снах и кошмарах, она держала его в узде.
Френтис почувствовал зуд, пока его взгляд бездумно блуждал по расписному потолку комнаты. Едва заметная щекотка в боку, чуть ниже рёбер. Сперва он решил, что это один из бесчисленных клопов, которых полно было в этой части империи, но потом засек ритм, лёгкий, но слишком чёткий и правильный, чтобы счесть это укусами насекомого.
Женщина потянулась, перекатилась на спину, подняла веки и улыбнулась.
— Доброе утро, любимый.
Френтис промолчал. Она закатила глаза.
— Ну-ну, не надо дуться. Поверь, тот человек абсолютно не вписывался в твои строгие моральные каноны. — Она встала, голой прошлёпала к окну и посмотрела на улицу сквозь щель между ставнями. — А мы тут, похоже, наделали переполоху. Впрочем, ничего удивительного. Реакция неразумных тварей, обнаруживших, что их так называемый бог оказался неспособен защитить свой храм от сожжения, всегда отвратительна. — Женщина отвернулась, зевнула и провела пятерней по спутанным волосам. — Иди оденься. Наш список длинен, как и наш путь.
В коридоре он наткнулся на горничную. Та изумлённо охнула, вытаращив глаза. Закрыв дверь перед покрасневшей девушкой, Френтис начал одеваться. Странное покалывание не прекращалось. Сейчас у него появилась относительная свобода движений, и он смог провести пальцами по зудевшему месту. Там не нашлось ничего, кроме широкого рубца, идущего от бока к грудине. Хотя... Что-то было не так, какое-то едва заметное изменение в повреждённой коже: как будто она чуть-чуть разгладилась. На взгляд — никакой разницы, но пальцами он это почувствовал. «Неужели?.. Разве это в принципе можно вылечить?»
Он вспомнил её смятение, когда она увидела кровь старика на его лице, то, как она его связала. Увидел её глаза, ищущие признаки малейших изменений в его состоянии, услышал последние слова умирающего... «Семя прорастёт...»
Путы нетерпеливо задёргались, и он продолжил одеваться. Исчезают его шрамы или нет, путы покамест никуда не делись.
Они отправились в порт и сели на небольшое торговое судно, направлявшееся в сторону Двенадцати Сестёр. Капитан, старый морской волк, довольно подозрительно покосился на Френтиса и что-то пробурчал. Женщина рассмеялась и сказала Френтису на воларском: