Владыка башни
Шрифт:
Топот множества ног заставил их оглянуться на двери, отвлекая от боя. Священник схватил табурет и швырнул его в окно. Из-под задёрнутой портьеры на пол посыпались осколки стекла. Он в последний раз оглянулся на Риву, глаза его сверкнули ненавистью. Затем он подбежал к окну и выпрыгнул наружу.
Девушка выронила меч и уставилась на колышущуюся ткань, за которой виднелось чёрное беззвёздное небо. Раздались крики, звон вытаскиваемых из ножен мечей, и чьи-то руки сомкнулись вокруг её шеи.
— Нет! — громкий приказ остановил стражников.
Владыка фьефа выпутался наконец из одеял и уставился
— Посмотри на меня, — сказал дядя, мягко приподняв её голову за подбородок.
Девушка взглянула в покрасневшие глаза и увидела, что он плачет и улыбается одновременно.
— Рива... — с нежностью прошептал он.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Десять дней они провели в глуши, углубившись в холмы к северу от Южной башни и держась как можно дальше от проезжих трактов и возможных маршрутов лесных патрулей. Охота продолжалась: гвардейцы с собаками и следопытами оттесняли их всё дальше, заставляли петлять, прокладывая ложные следы в сторону Кумбраэля. Самим охотиться было некогда, они голодали, питаясь грибами да корнями, собранными по пути. Костер стал непозволительной роскошью, ночами они согревались, прижимаясь друг к другу.
Женщина всё время молчала, подавленная своим провалом, в её взгляде отражалась какая-то неуверенность. Френтис всё пытался разглядеть в этих изменениях предвестники слабости, но замечал лишь возрастающую злобу. Теперь он хорошо знал свою спутницу и ненавидел это знание, понимая, что её мрачные размышления приведут лишь к яростному стремлению убивать. Она презирала других за их набожность, сама же поклонялась смерти так, как и не снилось кумбраэльским фанатикам.
— Не думай, что я виню тебя, любимый, — наконец произнесла она впервые за много дней. — Во всём виновата я одна, теперь мне это совершенно ясно. Любовь к тебе сделала меня безрассудной, а дар Ревека — самоуверенной. Мне начало казаться, что я неуязвима. Горький урок, как и все стоящие уроки.
На десятый день они вышли к старому домику лесника. Заросший мхом и полуобвалившийся, он был каким-никаким убежищем, в котором можно было развести ночью огонь. Френтис собрал грибов и корней, а потом ему удалось руками поймать в недалёком ручье форель, дождавшись, когда та неосторожно подплывёт к берегу. Он выпотрошил рыбину и запёк её на углях, завернув в листья. Женщина с волчьим аппетитом проглотила свою долю.
— Голод — лучшая приправа, — заметила она после еды, и впервые за долгое время губы её тронула улыбка. Френтис, уже закончивший еду, промолчал. — Ты обеспокоен, — сказала она, подсаживаясь ближе и прижимаясь к нему. — Гадаешь, кто будет следующей жертвой, когда мы доберёмся до Варинсхолда? Хотя, я уверена, в глубине души ты это уже знаешь.
Френтис подумал, что лучше бы она и дальше продолжала молчать. Путы даже позволили ему высказать это вслух. Сейчас она редко связывала ему язык: похоже, её успокаивали его слова, как бы грубы они ни были. «Почему ты не сдохла тогда в Южной башне?» — хотел он сказать, но не решился. Что-то надвигалось. Близился момент воплощения её безумного плана, что бы это ни было. Теперь Френтис о многом догадывался и понимал, что это, скорее всего, может означать.
— Как насчёт сделки? — спросил он.
— Сделки, любимый? — искренне удивилась она.
— «Любимый»... — передразнил он. — Ты постоянно так меня называешь — и даже душой не кривишь, правда? За всю свою долгую жизнь ты в первый раз влюбилась.
Её лицо сделалось непроницаемым, разве что в глубине глаз плеснулось лёгкое беспокойство. Она кивнула, видимо, ожидая очередного укола или ехидного замечания.
— Ты меня хочешь, меня всего, — продолжил он. — И я в твоём распоряжении. Мы будем вместе. Мы останемся вместе так долго, как ты сама захочешь, и тебе не придётся больше меня принуждать. Я никогда не выступлю против тебя. Мы уйдём вместе, отыщем какое-нибудь забытое людьми место и поселимся там: мы вдвоём, ты и я.
Идеальную маску её лица нарушил лишь едва заметный изгиб губ и лёгкое подрагивание ресниц.
— Ты читаешь в моём сердце, — произнёс Френтис. — И знаешь, что я честен сейчас.
Когда она заговорила, её голос был тусклым, но отчего — от злости или от чёрной тоски, Френтис понять не мог:
— Думаешь, это меня удовлетворит?
— Это то, что я могу тебе предложить.
— А что взамен?
— Свернуть с этого пути, перестать убивать. Забыть о Варинсхолде.
Она закрыла глаза и отвернулась. её точёный профиль багровел в пламени костра.
— Когда я была так же юна, как ты сейчас, я познала ненависть. Ненависть столь же жгучую и восхитительную, как любовь. Ненависть, которая смогла пробиться сквозь пустоту, слившись с даром песни, и эта песнь достигла нужных ушей, чей обладатель предложил мне сделку. И я её приняла. Заключила договор и пролила море крови. Увы, любимый, твои условия мне не подходят.
Женщина открыла глаза и взглянула на Френтиса. Она казалась грустной и смущённой, настолько, что ему больно было на неё смотреть.
— Вот ты толкуешь о забытых местах. Но для Союзника не существует таких мест. Неужели ты не можешь понять, что наш единственный шанс — воплотить его план? Подарить ему вожделенный миг триумфа, последний мазок в его великой картине, и только после этого мы можем пытаться написать свою собственную. Тогда, любимый, я тебе обещаю, нам не потребуется бежать на край мира. Мы подарим ему победу, а потом сожжём его холст вместе с ним самим.
Френтис отвернулся. Женщина прижалась к нему, обняла за талию, положила голову на плечо.
— Я хочу тебя убить, — сказал он. — Ты должна это знать.
Она поцеловала его в шею, и он не отклонился, хотя путы ему позволяли.
— В таком случае, любимый, — прошептала она, и жаркое дыхание опалило его кожу, — ты обречён, а вместе с тобой — и все души этого мира.
Они прятались ещё три дня, пока не убедились, что поиски прекращены, а в лесах больше не слышится собачий лай и не видны костры солдат. Тогда они продолжили путь на север, по-прежнему оставаясь начеку, избегая дорог и не отваживаясь даже обокрасть какой-нибудь крестьянский дом. Женщина была теперь полностью поглощена своей целью и не собиралась рисковать. Она мало разговаривала и не пользовалась по ночам его телом. Они просто шли, спали, ели — и только.