Владыки бескрайних просторов
Шрифт:
Нашим вождем тогда был Диармайд, молодой, моложе, чем я, отважный и полный странных идей.
Однажды он собрал нас, своих названных воинов и сказал, что хочет идти дальше на Восток. Да, там неизведанные земли, таящие возможно, страшные опасности, и именно туда мы изгнали гирканцев, которые растворились в заснеженных северных степях, уводя с собой рабов и пленников.
Но разве могут степи за Вилайетом оказаться неприветливее, чем наши родные горы, жарче, чем пустыни Хаурана и скрывать ужасы, которых мы еще не видели в заморийских мертвых городах?
Разве мы уже не били гирканцев?
И
И не было человека, который уверенно возразил бы вождю. И причиной тому был не страх перед ним и даже не уважение.
В тот миг мы все думали так же.
Ты не устал еще слушать, внук мой? Хорошо, если нет, потому что все это лишь вступление к той истории, которую я хочу тебе поведать.
Плесни мне еще этого странного напитка, который вы научились делать из молока.
Да, ты мой внук по крови и по духу, но ты уже не киммерийский горец, ты сын степи, киммирай, всадник, мечу предпочитающий копье и лук, и требы ты приносишь иным богам.
Я последний, кто помнит родные горы.
Последний кто помнит, кем мы были до того, как пришли в степи оюзов.
Меня не станет и некому будет рассказать о тех днях.
Потому слушай.
Нашему племени привычно было сниматься с места и отправляться в долгий поход. Но до того мы шли вместе со всеми своими соплеменниками, теперь же были одни. С нами увязались около трех тысяч ванов, отчаянных сорвиголов, которые когда-то жили на самом севере Ванахейма, ныне захваченном льдами. Раньше их домом было море, они были прекрасными мореходами и корабельщиками. Думаю, если бы мы решили в полной мере положиться на ванов с их кораблями, путь наш был бы много быстрее, хотя и нельзя сказать, безопаснее ли.
Море Вилайет превратилось в такое же место войны всех со всеми, как и остальной мир. Корабли бесчисленных мелких правителей и просто разбойников сновали по его водам, топили и грабили друг друга, разоряли прибрежные селения, захватывали, продавали и снова перепродавали рабов. Нам же море было совершенно чуждо, мы боялись и не знали его. Ваны сколотили несколько небольших кораблей, которые шли вдоль берега и везли самый тяжелый груз.
Мы двинулись в путь как обычно, весной, когда только стали подниматься степные травы. На много лиг растянулся наш караван, в котором ехали и шли тысячи людей, мужчины в полном рассвете сил, каким я был в те дни, старики, женщины, дети.
Наш путь всюду был отмечен могильными курганами, которые мы насыпали над умершими. Много жизней взяла сухая степь, которая очень скоро раскалилась под немилосердными солнечными лучами.
Часто мы шли по костям, которые остались белеть среди просторов северного Турана после великого исхода гирканцев. Некоторые из тел еще не успели обратиться в настоящие скелеты, сохраняя на себе остатки иссохшей плоти и изорванные, выцветшие одежды. Порой мне казалось, что вот-вот и эти мертвецы встанут и замашут на нас своими тонкими, похожими на прутья руками, пробуя остановить от дальнейшего путешествия.
Тогда умерла моя Флавия - сероглазая красавица, которую я отбил у пиктов еще в начале нашего похода. Я похоронил ее где-то там, в степях у северных берегов Вилайета.
Хотя у меня было много наложниц, до Арзу мое сердце оставалось пустым.
Флавия умерла не одна, рядом с ней в могилу положили крошечный трупик моего только что родившегося сына.
Нас преследовали не только тяготы пути. На нас нападали разрозненные и немногочисленные, но свирепые, горевшие жаждой мести, гирканцы, которые не решились или не успели уйти за своими сородичами на Восток. Однажды передовой наш отряд во главе с самим вождем, попал в засаду, которую подстроили странные жители побережья. Низкорослые, почти карлики, с уродливо большими головами, они жили в скалах у моря, но боялись воды, собирали моллюсков на прибрежном песке, а когда не хватало этой скудной пищи, по жребию выбирали жертву среди своих, и поедали ее.
Так же они занимались разбоем, грабя караваны, и разбившиеся суда. Это были жалкие и малочисленные люди, которые вели уродливую жизнь и постепенно вырождались от кровосмешения и нездоровой пищи, но их врожденное коварство и беспечность нашего предводителя, позволили им чуть не одержать верх над полусотней храбрых воинов.
Диармайд и его дружинники едва вырвались из узкого ущелья, где на них со всех сторон летели камни, стрелы, горящие факелы.
Но вернулись не все, кто пошли вместе с вождем. Едва ли треть уцелела.
Мы вернулись при свете дня, и принялись за этих уродливых людей уже всерьез. Мы выкуривали их из нор, разводя костры перед входами в пещеру, и безжалостно рубили тех, кто искал спасения от едкого дыма, не разбирая, кто перед нами, воин или женщина. Потом несколько отчаянных воинов пошли внутрь, но вернулся только один, весь покрытый кровью, и кажется, чуть помешавшийся.
Поняв, что больше сделать ничего нельзя, мы завалили входы в пещеры самыми большими камнями, которые могли сдвинуть с места, а потом устроили плотину и отвели русло небольшой реки, что бы оно навек скрыло под водой обиталище этих мерзких тварей.
Это задержало, но не остановило нас.
Осенью весь род ротай вместе со своими союзниками рыжеволосыми ванами, уже достиг тех крутых, таящих в себе множество опасностей, гор, в которых не так давно исчезли гирканцы, уходившие на Восток.
Был выбор - подождать до весны в северной степи, или попробовать идти через горы. Тогда киммерийцы еще считали себя горцами, большая часть из нас родилась среди покрытых туманом вершин старой родины, и считали, что нет таких скал, что надолго нас задержат.
Но это были чужие, незнакомые горы, и ни один переход ни до, ни после, не стоил племени стольких сил и стольких жизней. Мы обмораживались и срывались в пропасть, теряли лошадей и скот, которые гибли от холода и голода, нас ждали камнепады и снежные лавины.
Там тоже были местные жители, горцы, как и мы, которые не привыкли, чтобы на их землю ступала нога чужака. Они нападали на небольшие отряды и угоняли скот, ломали повозки и увечили нам лошадей. Мы убивали их безо всякой жалости, а если кто-то попадал в плен, то участь его была ужасной. Диармайд словно обезумел тогда. Видимо этой казни он научился у гирканцев - на нашем пути остались колья, на которых корчились еще живые горцы.