Владыки бескрайних просторов
Шрифт:
Оставшихся в живых мы согнали в толпу, осыпая их ударами бичей.
Ридерх искал Гуюка и его приближенных. Был уже рассвет. И только тут мы поняли, что напали на другое племя. То были не коренастые, чернобородые, с бронзовыми лицами, оюзы, а какие-то другие, светловолосые и тонкокостные степняки.
Многие тогда испытали раскаяние, но мертвых было не вернуть, а живые будут мстить, если их пощадить. Степь не ценит благородство, а милосердие считает оскорблением. Молодых женщин решили оставить себе, а всех
После этого наш отряд разделился. Примерно сотня отправилась обратно, с добычей и пленницами, а остальные, в числе которых был и я, двинулись дальше в Травяное Море, в поисках наших врагов.
И в первый же день мы действительно встретили оюзов. Но не беспомощное становище, а воинский отряд почти втрое больше нашего.
Будто сейчас вижу, как они двинулись нам навстречу. Одежда из шкур, кривые тяжелые клинки, звериные маски и ужасные личины демонов под шлемами, бунчуки из конских хвостов и знамена из человеческой кожи.
Тогда я еще не знал, что рукояти их мечей отделаны костью врагов, что колчаны их сделаны из кожи, заживо снятой с рук и ног пленников, что некоторых пленников они варили заживо в больших котлах.
Вид их был столь чужд и звероподобен, что они напомнили не гирканцев, с которыми мы уже сражались прежде, а пришельцев откуда-то из легендарной древности. Но все это пришло мне на ум потом.
А тогда я перехватил копье и, воззвав к своим богам, поскакал навстречу врагу.
Мы врезались в середину их строя, опрокидывая коней и сбивая всадников с седел.
Оюзы были храбрыми бойцами, но они не привыкли драться так, как дрались мы. Мы не стали маневрировать, перебрасываясь стрелами и ругательствами, а сразу же пошли на таран.
Множество оюзов пали тут же, другие в панике подались назад, опрокидывая своих соплеменников. Я пронзил копьем троих или четверых, пока древко не перерубили топором, тогда я взялся за меч. Одного оюза я ударил в лицо, попал в рот и выбил все зубы, другому отсек вооруженную руку, третьего полоснул по лицу.
Все это время мой верный конь шел вперед, кусая вражеских коней за морды и за уши, лягая их копытами и тараня головой.
Подавшись назад, оюзы пробовали перестроиться и начать свой излюбленный бой на расстоянии, но мы уже знали эту манеру степняков, и преследовали их, раз за разом развеивая по степи. Мы уже потеряли много своих, большинство из нас были ранены, и я в том числе. Но силы наши были еще не на пределе. Еще три, или четыре раза атаковали мы оюзов, прежде чем они обратились в бегство, настоящее, а не притворное, имеющее целью заманить врага.
Мы валились с седел от усталости, попросту сползали на землю, истоптанную, изрытую копытами наших коней, и напитавшуюся кровью.
Когда мы посчитали павших, то поняли, что потеряли три дюжины человек убитыми, и еще столько же были так тяжело ранены, что не смогут завтра сражаться. Но степь вокруг устилали тела примерно двух сотен убитых оюзов.
Раненых быстро добили - долгие пытки, и изощренные смерти не были для нас привычным делом. Взяли кое-какие трофеи, прежде всего оружие и коней.
Ридерх рвался и дальше преследовать врага, но его отговорили, большинство из нас понимали, что дальше нам могут встретиться бесчисленные множества оюзов, а преимущества внезапности у нас уже нет.
Мы взяли тела своих павших и отправились назад. Первый день нас никто не преследовал. На второй день с вершины невысокого холма можно стало разглядеть на горизонте стремительно надвигающуюся конную лавину.
Поздно ночью мы на спотыкающихся от усталости конях, сами едва держась в седле, вошли в свой лагерь, где нас встретили как героев. А к полудню орда оюзов окружила нас со всех сторон.
Их было очень много, не меньше пяти тысяч всадников.
Те же звериные маски, шкуры, кривые клинки и знамена из человеческой кожи.
Мы уже дрались с ними и били их.
Только теперь они пришли всем племенем, каждый мужчина, способный держать оружие, был в седле. Они пришли во главе со своим ханом, со своими прославленными богатырями.
Оюзы пришли, что бы уничтожить нас.
Гуюк сам выехал перед воинством.
Сейчас он стал почти героем из сказок. Всего одна жизнь прошла, а прошлое уже кажется таким далеким... что ж он был воистину великий воин и грозный правитель и достоин, чтобы его помнили.
И правда, что внешность его лучшим образом соответствовала его славе.
То был человек сложения столь могучего, что его могла нести не каждая лошадь. Руки его были так длинны, что казалось, он мог поднять что-то с земли, не нагибаясь. У него была длинная, почти до живота, черная борода, в которую он вплел кости сраженных им воинов. Огромная голова его была наголо обрита, с одним лишь клоком волос на темени. Лицо его было одновременно красивым и зверообразным.
Таков был хан Гуюк.
Он грозил нам страшной смертью, обещал немыслимые мучения за то, что мы ступили на его землю и убили его людей. Он вытащил содранную с Диармайда кожу и размахивал ей, как знаменем.
То было страшное зрелище.
Но мы разгромили их. Три дня и три ночи длилось сражение. То одна, то другая сторона брала верх. Иногда воины столь уставали, что валились спать там же, среди тел убитых товарищей. Говорят, что ниже по течению река стала алой от крови. Мы уперлись в землю, в невысокие лесистые холмы и берега реки, которые уже считали своими, мы использовали как укрытия и телеги и поваленные тут же деревья, и даже тела павших врагов. В воздухе царило немыслимое зловоние. Смерть была повсюду.