Владыки Земли
Шрифт:
Яров лик закатился за верхушки деревьев, сразу стало быстро темнеть, черные тени залегли меж узловатых корней, и мрак начал густеть вокруг. Луня заволновался — чутье подсказывало ему, что за ними с Выйком кто-то следит, нет, не человек — нечисть лесная, следит со злобой лютой, домогается крови их и жизни…
— Вот и пришли! — объявил наконец Выек, когда уже почти стемнело, и путники вышли к заваленному упавшими деревьями оврагу, в котором еще серели глубокие сугробы.
— Это куда ж? — удивился Луня, озираясь.
— Счас увидишь… невидаль. — загадочно пообещал Выек и махнул рукой: — Лезь за мной, сторожись только — скользко тут.
Луня следом за похожим
— Тута это. — сообщил ему Выек, кивая на неприметную нору в склоне оврага, надежно загороженную от чужого глаза кустами, буреломом и всяким лесным сором.
Луня присмотрелся, принюхался — и почуял чары. Нелюдскими наговорами несло из норы, и таилась в ней чарная сила, но безвредная, слепая, похожая на чары макового цвета. Как говорил Шык: «Кому во вред, кому в пользу, главное — умеючи…»
— Пошли! — кивнул Выек, подталкивая Луню к норе: — Счас у нас, дома окажемся!
— Как так — окажемся? — насторожено спросил Луня, слегка побаиваясь мало ли что: — Может, подземельный проход тута?
— Нет! — усмехнулся Выек: — Ладно, скажу: Когда с нелюдью мы ратились, стакнулись с какими-то невиданными. Сами росточком малы, словно пеньки, ухи у них большие, что лопухи, шерстью поросшие, нос долог, а личина маленькая и сморщенная, как кулачок старуший. Они в норах под корнями древесными живут, масло едят, что из корней сочится, в лунные ночи на полянах гнилушки кучей свалят — и танцуют кругом, хороводятся. Мы их корневиками нарекли. Вреда от них никакого, а польза большая. Умеют корневики чары накладывать на норы свои. Залезешь в такую нору — и вмиг в другой окажешься, за много дней пути от первой. Вот такое чудо, хвала богам! А то иначе как же мы до темна добрались бы, я ж говорил — мы на семидицу на восход от гор живем, это отсюда почти две семидицы к закату, не ногами же пехать! А ты и запамятовал?
Луня про себя обозвался лабибудой — и впрямь ведь мимо ушей Выйковы слова про то, сколько до распадка, где Корчи ныне живут, пропустил! А все от дум тревожных — и про то, где Шык с Зугуром, может и не живы, не приведи Род, и про то, что два года с гаком, похоже, по Ортайгу плыли, и о Руне мысли… Выек обмолвился — ждет, помнит, стало быть!
Вслух же Луня сказал:
— Дивную норку ты мне кажешь! Веди давай, а забыл я или не забыл слова твои — про то после поговорим!
Выек хмыкнул и шагнул к черному зеву, раздвигая мокрые ветки кустов. Луня полез следом, пригнулся, втискиваясь в малый для его роста проход, и тут же почувствовал, как неведомая сила начала обволакивать его, крутить и вертеть, по рукам и ногам волнами пошла слабость, в глазах замерцали огоньки, и словно ниоткуда, пришло видение: полянка в лесу, яркие звезды, низко-низко над черными верхушками деревьев висит огромная, голубовато-желтая Луна, а по невысокой траве прыгают беззвучно небольшие ушастые и носатые то ли человечки, то ли зверушки. И пение звучит, тихое и таинственное…
— Поберегись! — заорал вдруг над самым ухом Выек. Луня сжался, пригнул голову и тут его несильно швырнуло вперед, он пролетел мимо Корчева внука, споткнулся (уж не об подставленную ли Выйком ногу?) и кубарем выкатился на кочковатую прогалину между деревьями, врезавшись со всего маху лбом в бревенчатую стену искусно пристроенного к вековой лесине и скрытого ее ветвями приземистого дома.
Треснулся так, что аж в голове зазвенело. В доме послышался топот, хлопнула дверь, и из-за угла на прогалину выскочил высокий бородатый мужик с факелом в одной руке и широким, коротким мечом — в другой. За его спиной замелькали еще люди, но Луня, ослепленный ярким светом факела, не сразу смог их разглядеть.
Бородач шагнул вперед, занося меч над сидящим на заднице и опешившим Луней, грозно рявкнул:
— Кто таков?
— Да это Луня-Влес, что с волхвом Шыком у нас в старом Доме гостили! И я с ним! — послышался ехидный голос подошедшего Выйка: — Гостя вот вам привел, а он, ха-ха, упал маленько!
Луня, помотав ушибленной головой, встал, придерживаясь за стену дома, поклонился стоящим:
— Здраве будьте, родовичи! Не чаял уж с вами и свидится!
— И ты здрав будь, Луня-Влес! — степенно ответил бородач: — Я — Птах, а это вот…
— Ок-койя! — перебил его очень знакомый звонкий девичий голосок, и от слова этого все внутри Луни перевернулось вверх тормашками, ноги враз стали слабыми, гулко ударило в ушах сердце, словно чародейская манка в пещере Алконоста: тук-дук, тук-дук, тук-дук…
Из-за спины Птаха показались три женщины, что выбежали встречать незваного гостя вместе с хозяином. Все с луками, стрелы на тетивах. Одну, смуглую и гибкую, Луня раньше не видел, другую, рыжеволосую и полную, угадал — Свирга, мать Руны.
А третьей… Третьей была сама Руна, похудевшая, совсем тоненькая в облегающей кожаной рубашке поверх длинного шерстяного платья. Отросшие волосы по родскому обычаю заплетены в недлинную еще косу, на висках покачиваются обережные кольца-колты, а на шее серебриться светинья подвеска с зеленоватым камнем — его, Луни, подарок.
И глаза — под стать подвеске, серо-серебристые, с зеленью, большие, завораживающие, чарующие и… чуть насмешливые!
Луня спохватился — а он-то, грязный, как кнур, чумазый, на лбу шишка, словом, чумиля чумилей! Да еще как кубарем летел — вспомнить срамно! Опростоволосился, дурень, а все Выек, злыдень, виноват! И зачем ему надобно было ножку Луне подставлять? Ну да ладно, спросить про это Луня еще успеет, а пока…
— Прошу в дом входить, гость дорогой! — сунув меч за пояс и улыбаясь, Птах шагнул к луне, положил руку на плечо, повлек за собой: — Говоришь, свидится не чаял? А уж мы-то тебя в живых и вовсе не держали, Руна вон все глаза проплакала…
— Дядька Птах! — оборвала его застеснявшаяся Руна, шедшая с другого боку с Луниным дорожным мешком в руках. Луня улыбнулся — он говорила по-родски, но очень смешно — мягко, растягивая слова, так, что получилось: «Тьят-тько Пьт-та-ах!»
Свирга и вторая женщина с луком, судя по всему, Птахова жена Ваят, поклонившись Луне, пошли сзади, о чем-то переговариваясь с Выйком. Луня, пока обходили дом, огляделся — да, распадок укромный. Все, как Выек обрисовал: вон и балаган, вон — землянки, оттуда спешит к ним еще одна женщина, высокая, седокудрая. «Это, должно быть, Улла, жена давно погибшего в Черном лесу Стахна, Выйкова мать!», — подумал про себя Луня.
Вошли в избу.
Под ноги сразу бросилась целая стайка разномастных ребятишек, мал-мала меньше. Были они настолько непохожи друг на друга, что с трудом верилось в их родство. Малышня с удивлением рассматривала гостя, жалась за юбки матерей, потом один мальчонка, постарше, белоголовый и конопатый, набравшись смелости, спросил:
— А ты кто?
— Здраве будьте, хозяева все, долгих вам лет и блага богов! поклонился в ответ Луня всем, кто был в избе: — Зовусь я Луней, род из городища Влеса, Шыка-волхва ученик.