Власов: Восхождение на эшафот
Шрифт:
— Господа, хочу заверить вас, — отлично поставленным голосом «трибуна» заговорил Жиленков, — что конгресс русских сил станет событием общеевропейского масштаба, последствия которого будут сказываться уже в послевоенном мире. По личному заданию Гиммлера я занимаюсь подготовкой текста Манифеста этого конгресса, который будет обращен ко всем народам Советского Союза.
— Разве командарм уполномочивал вас связываться по этому вопросу с Гиммлером? — неожиданно послышался густой бас генерала Благовещенского.
— Это офицеры из штаба Гиммлера вышли на меня! — мстительно улыбнулся бывший партработник. — Что же касается вас, господин Благовещенский… Пора бы уже привыкнуть к
— И все же скромнее бы вам, Жиленков, скромнее… — проворчал бывший начальник училища противовоздушной обороны Наркомата Военно-Морского флота.
Однако никакого впечатления на Жиленкова этот выпад не произвел. Уже в который раз он давал понять всему русскому генералитету: не волнуйтесь, как только Власов дискредитирует себя, вы тотчас же получите в моем лице нового вождя. И, конечно же, более достойного.
— Мы будем исходить из того, что костяком Новой России станет союз славянских народов, а потому и проведение конгресса планируем в Праге, одном из древних центров славянства [83] . В городе славянского единения.
83
Конгресс этот состоялся в Праге 14 ноября 1944 года. На нем действительно был создан Комитет освобождения народов России (КОНР), а также был принят «Манифест» и объявлено, что РОА является вооруженной силой КОНРа. Возглавил КОНР генерал Власов. Генералу Жиленкову конгресс поручил возглавить пропагандистский отдел этой организации, которая, по существу, превратилась в русское правительство в эмиграции.
Власов недовольно покряхтел — его задевало то, что даже о месте проведения конгресса, которое, как считал командарм, все еще не было определено, он узнаёт позже Жиленкова, да к тому же из его уст. Хотя и на сей раз прервать Жиленкова командарм не посмел, однако же и стоять рядом с ним тоже счел неудобным. Вернувшись за стол, он начал лихорадочно листать подаренную ему Штрик-Штрикфельдтом записную книжку, словно бы собирался тотчас же звонить Гиммлеру и выяснять правильность слов генерала Жиленкова.
— Конгресс должен создать Комитет освобождения народов России, — безмятежно продолжал тем временем бывший член Московского горкома партии, — которому будут подчиняться не только дивизии РОА, но и русские казачьи части генерал-лейтенанта Петра Краснова. Кстати, сегодня среди нас есть и представитель казачества полковник Кононов, который назначен командиром 102-го казачьего полка вермахта.
— Так точно, — поднялся со своего места моложавый на вид, но уже отмеченный ранней сединой казак, заметив, что Власов оторвался от своей записной книжки и лихорадочно отыскивает его взглядом.
— Это хорошо, что вы присутствуете здесь, — глухим, угнетенным голосом проговорил командарм, — но плохо, что меня не поставили об этом в известность.
— Мое упущение, — подхватился комдив Буняченко. — Обязан был предупредить вас.
О Кононове, тогда еще майоре Красной Армии, Власов впервые услышал в конце августа или в начале сентября сорок первого. Участник Финской войны, награжденный орденом Красной Звезды за бои в окружении, этот офицер повел большую часть своего полка в плен, вместе с командирами и комиссаром. Но самое удивительное, что, убедив офицеров полка и добрую тысячу своих солдат сдаться немцам, Кононов повел их в плен с развернутым знаменем. А пораженному
Тогда, в сентябре сорок первого, Власову казалось, что описанная в немецкой листовке сцена сдачи полка при развернутом знамени — обычная пропагандистская выдумка, и только здесь, в Германии, убедился, что на самом деле все это правда. Оставленный для арьергардного прикрытия отхода дивизии, полк Кононова действительно пошел сдаваться в плен, хотя боевая обстановка не вынуждала его к этому.
Власов понимал, что сам он тоже выглядит в глазах миллионов русских, особенно в глазах советского генералитета, предателем. Тем не менее простить «герою Финской» Кононову [84] того, что, оставленный прикрывать отход дивизии, он откровенно предал ее и повел солдат в плен вместе со знаменем полка, — он не мог. Слишком уж это выглядело по-предательски.
84
Исторический факт. Майор И. Кононов действительно повел свой полк, вместе с комсоставом и комиссаром полка, в плен, при развернутом знамени. Сначала он командовал 102-м казачьим полком вермахта, затем казачьей дивизией, и, наконец, завершил войну в должности одного из командиров русского казачьего корпуса войск СС.
Однако Жиленков мукам сомнений не предавался. Его уже захлестывала стихия общественной деятельности.
— Уже сейчас предполагается, — продолжил он свою речь, — что отдел управления казачьими войсками КОНРа возглавит белогвардейский генерал Татаркин, прекрасно знающий особенности и белого, и монархического движений русских сил в Европе и США.
Чем дольше говорил Жиленков, тем очевиднее становилось его ораторское и идеологическое превосходство над Власовым.
— Как по-писаному чешет, райкомовская его душа! — прохихикал известный весельчак генерал-майор Закутный, который в свое время командовал стрелковым корпусом, будучи в прошлом самым старшим по должности командиром Красной Армии, после командарма Власова.
Однако он единственный из всех присутствующих ни на какую особую должность не претендовал, довольствуясь тем, что и на фронте уцелел, и в плену выжил, а теперь вот еще и так неплохо устроился. Этот человек умел радоваться тому, чем обладал и чем наградила его судьба, поэтому, наверное, чувствовал себя самым счастливым из всего комсостава Русской Освободительной.
26
Когда Жиленков наконец завершил свою речь, Власов счел совещание скомканным и часть участников его отпустил, а начштаба Трухина, а также Мальцева, Малышкина и Меандрова, пригласил в отведенный ему кабинет. Однако по дороге туда Власова догнал генерал Шаповалов. Своему по-крестьянски грубоватому, кирпичного цвета лицу он пытался придать вид истинного благородства, вот только получалось это у пролетарского генерала крайне плохо.
— Еще раз, теперь уже лично, хочу поблагодарить за назначение меня на пост командира дивизии, господин командующий армией.
— Ну, за это вы должны благодарить офицеров немецкой разведки, да еще генерала Кёстринга, на которого они нажали, — вполголоса произнес Власов, увлекая комдива к ближайшему окну-бойнице. — Как видите, и теперь, в нелегкие для себя дни, в абвере все еще не забывают об одном из своих перспективных агентов.
— Значит, ветер все еще веет оттуда? — ничуть не смутился Шаповалов.