Власть без славы
Шрифт:
Так что же все-таки принесли нам всем и каждому эти последние 10 лет XX века — время ельцинских реформ, сам «ельцинизм»? Никто же не скажет, что качество жизни народа улучшилось, о его суммарных показателях читатель уже знает. Ни один исследователь, если, конечно, это не последний лакей власти, не сможет «рассчитать», что средний уровень жизни россиян поднялся, что их реальные доходы выросли. Общество не стало более здоровым — как врали, так и врут, как воровали, так и воруют, тут, правда, прогресс просто космический. Выборы как были профанацией, так и остались, нормы Конституции, оказывается, можно растоптать, хоть ты на ней и присягал. Политическая стабильность до прихода В. В. Путина все десять лет нуждалась в том, чтобы слово стабильность было в кавычках. Экономическое развитие до 2000 года исчерпывалось лживыми бодряческими докладами и расчетами. Долги росли, зарплаты и пенсии не выдавались порой годами. Кровопролитие в Чечне, слегка затихнув, возобновилось, истории конфликта уже семь лет. Может быть, мы хоть для человечества постарались, решили его облагодетельствовать уменьшением ядерной опасности с нашей стороны? Вряд ли. Если раньше нас боялись, то теперь пугаются, наблюдая развал порядка и ответственности, что при работе с ядерным оружием чревато неисчислимыми бедами — от хищений ядерных материалов до чего-то подобного Чернобылю. Россия за десять лет деградировала и деформировалась настолько, что, не будь у нее таких
Придется все начинать заново. Снова и заново. Надежд здесь у нас немного, но они есть как шанс улучшить свою жизнь и обустроить свою страну. Другой-то страны у нас все равно нет. И не будет. Никогда и никуда 140-миллионное население переехать не может. Так что неизбежно придется заниматься родной Россией — будь она нам хоть ласковая мать, хоть недобрая мачеха. Да, какая Отчизна, такие и мы. Но столь же верно и обратное: какие мы — такова и Отчизна.
Все мы потеряли десять лет своей истории. Причина не просто в изощренности так называемой новой демократической власти. Какая тут, в общем-то, изощренность! Она, как правило, действовала открыто, нагло, совершенно по-большевистски. Не она нас обманывала. Мы сами хотели обмануться! Так вот, одна из наших надежд в том, чтобы перестать обманываться. Понять раз и навсегда, что за самыми бойкими, красивыми, обольстительными политическими речами и обещаниями стоят интересы либо тех, кто уже у власти, либо тех, кто рвется во власть. Власть — дело суровое, тяжкое, альтруисты в нее почти не стремятся. А вот эгоисты и шкурники — часто. Поэтому мы просто обязаны научиться понимать, что же движет тем или иным краснобаем, какие и чьи интересы, сколько бы он ни уверял нас, что, конечно же, это только радение за народ. Ленин однажды очень точно сказал: «Люди всегда будут глупенькими дурачками в политике, если не поймут, чьи интересы она выражает». А он, согласитесь, в этом толк знал. Любой политик, особенно на митингах, собраниях, в других формах публичных выступлений щедро обещает народу чудеса. По извечной нашей российской привычке мы, как пионеры, всегда готовы поверить в чудо. Мы веками ждем чуда — вот кто-то спустится с небес и тремя хлебами накормит всю Россию. Чем раньше все поймут, что чудес не бывает, тем меньше страданий выпадет на долю каждого. Чем раньше осознают, что ни один политик ничего из воздуха не соткет, что он блистает и властвует только за счет того, что производят народные руки и умы, что извлекается из народных карманов, тем точнее будут любого политика оценивать, тем безошибочнее выбирать. Не надо голосовать сердцем — это годится разве что при выборе невесты. При выборе же политика, президента, особенно в нашей теперь сверхпрезидентской республике, необходимо голосовать холодным, расчетливым, осторожным умом, который подскажет, что мы должны выбирать не властителя, а управляющего, слугу народа, а не барина. Научимся этому — создадим основу решения очень многих российских проблем.
К счастью, учитель есть! Это великая отечественная культура, и это еще одна наша надежда. Последние 15 лет хоть тем были хороши, что литература и искусство всего мира стали полностью открытыми для нас, что напечатано, показано, изучено практически все, считавшееся ранее запретным. Не так уж мало в этой волне было мути и гнусности, массовая культура, к которой Запад давно уже адаптировался, сильно поразила не имеющего к ней иммунитета нашего обывателя, слава богу, теперь уже начинающего набивать оскомину от нее. Но могучее древо культуры в истинном смысле этого слова, устояло. Все лучшее, что пришло к нам от соседей по планете, наша культура впитывает и уже впитала, интернациональная часть духовного богатства России существенно пополнилась. Оно открыто для всех. Думаю, что наша интеллигенция, которая не может не осознавать своей ответственности за происшедшее, ибо она была интеллектуальной закваской перемен, начавшихся в 1985 и 1991 годах, снова станет проводником народа на пути к этому богатству. Важность приобщения к нему невозможно переоценить — это и есть процесс воспитания способности к самостоятельному мышлению, нормальному общественному поведению и адекватному восприятию реальности. Здесь, здесь истинное предназначение интеллигенции, а не в президентских советах, где ей априори отводится роль декорации, не на митингах, где ее используют как попа Гапона, и даже не на парламентских трибунах, где ее речам вежливо аплодируют, но от этого ход машины голосования нисколько не меняется. Интеллигенция — светский духовный вождь и наставник народа, и через народное настроение, через систему народных ценностей и приоритетов, которые она сама во многом формирует и развивает, через самосознание народа она способна обрести такую силу влияния на общественные процессы, что любой политик не сможет с этим не считаться. Не будет исполняться эта историческая роль — ну, что ж, тогда придется смириться с тем, что воспитывать нас станут рабыня Изаура, богатые, которые тоже заплакали, и утратившие все нравственные тормоза «говорящие головы» на голубом экране. Тогда культура как самый эффективный мотор возрождения России и россиян останется в музеях времени, а властители народных дум продолжат обслуживание циничной и недальновидной власти, помогая ей утвердиться в убеждении, что в народные мозги можно «впарить» любую ложь. Круг нашей истории снова замкнется, и интеллигенция при этом опять останется «крайней».
Как это ни покажется странным, надеждой российского возрождения я считаю и сегодняшнюю власть, точнее — нового главу государства. Россия все еще остается страной вождистской или царистской, как кому больше нравится. Психология следования за лидером, подражания, а то и служения ему, унаследованная от веков, когда считалось, что государь и есть государство, и заново вколоченная в Россию Сталиным, все еще жива. С другой стороны, Конституция 1993 года дает главе государства почти безбрежные полномочия. Два этих фактора могут сыграть в современной истории нашей страны уникальную роль — есть молодой энергичный президент и есть массовая готовность поддержать его планы. Весь вопрос только в том, как он использует исключительно благоприятную ситуацию. Пока мы видим довольно странную политику. Восстановление вертикали исполнительной власти, почетная отставка губернаторов из Совета Федерации, приведение Государственной думы «к ноге», явно непритворное отторжение популизма — все это еще куда ни шло, важно, как и для чего будут использованы результаты таких мер. Но в то же время сохранение старой команды, терпимость к большинству олигархов, к их стремлению двинуться во власть, дарованная неприкосновенность «семье», ручная прокуратура, последовательное движение к восстановлению контроля над процессом формирования общественного мнения, совершенно неприличный примитивный холуяж, не получающий укорота… Политика всегда многомерна, способность выжидать и выбирать момент, хорошо поставленный удар ценятся в ней чрезвычайно высоко. Но вот уже больше года минуло, как В. В. Путин при должности, а народные гадания о его планах, о том, куда пойдет «удар»,
Просвещенный читатель, безусловно, спросит автора: а что же вы о свободе слова-то ни слова? Ведь все десять лет мы только и слышали со всех трибун, что уж она-то — бесспорное завоевание российских реформ, главное условие демократизации общества. Но у автора, около сорока лет проработавшего в средствах массовой информации, к этому более осторожный подход. Потому и не тороплюсь рассуждать о свободе слова, что талдычили об этом все минувшие годы и со всех трибун. Когда такое происходит — насторожись. Когда со свободой слова все в порядке, об этом никто не кричит, не шумит, это становится столь же обычным, как воздух, которым мы дышим. Мы так стремились закрепить сначала гласность, потом свободу печати, потом и свободу слова в полном ее социально-политическом значении, что слишком много сами же навредили святому делу, не заметив возникновение «проклятых» вопросов: свобода — чья? Какого слова? В каких одеждах она является народу? Что это значит в его ежедневном бытии? «Давайте, — говорил Диоген, только уже другой, известный в истории философии как Диоген Лаэртский, — договоримся о смысле слов. И мы избежим половины конфликтов». Так что это — свобода слова? Свобода журналиста, любого автора говорить то, что он думает? Прекрасно! А если он заблуждается или, еще хуже, корыстно лжет? Можно ему возразить, только вот, уверяю вас, реализовать эту возможность чрезвычайно затруднительно. Можно и в суд подать, но там только и ждут вашего иска — несколько тысяч (!) таких исков лежат в судах годами, постоянно пополняясь. Или, может быть, лучше согласиться, что свобода слова — это возможность обнародовать факты жизни? Тоже великолепно! Но из миллионов таких фактов на публичный свет попадают только десятки, отбираются они, безусловно, под влиянием жизненных позиций журналиста. А это уже тенденциозность, хотя факты будут стопроцентной правдой, но — той правдой, которая скрывает истинную картину. Можно их проанализировать, увидеть в них типичное, общее, да вот ставка на новости так далеко задвинула аналитические возможности средств массовой информации, что глубокие обобщающие материалы в газетах, а уж тем более на телевидении стали редкостью.
Самое важное в свободе слова, я считаю, ее невероятная действенность. Своим огненным взором она отправляет в отставку министров, снимает с дистанции президентских гонок явных фаворитов, обращает внимание закона на любое его нарушение — и горе нарушителю. Уточним: отправляет, снимает, обращает правдой, а не компроматом или грубой фальшивкой. У нас же свобода слова утвердилась, видимо, в особой российской форме: писатель пописывает — читатель почитывает, закон не видит и не слышит. Какие материалы добывают наши журналисты, какие факты обнародуют, какие документы предлагают «компетентным органам»! Никто из властей предержащих на это не реагирует, пусть и лично кого-то задели. Даже в суд не подают! Вы свободны начертать свое Слово, а мы свободны на это начхать. Нет, как хотите, но это не свобода слова, а что-то другое.
Отметим еще одно обстоятельство. Свободное слово должно иметь возможность долетать от Москвы до самых до окраин и обратно. Сегодня оно перелетает добро бы через Московскую кольцевую автодорогу, нередко спотыкаясь то о Садовое кольцо, то даже о Бульварное. Сегодня оно у нас, как птица, которая вольна лететь куда угодно, но летать не может. Свободна она или нет?
А чего уж говорить об экономических веригах свободы слова! От политических барьеров она была избавлена, но их быстро заменили экономические барьеры, непробиваемость которых сегодня ясна всем. Кто платит деньги, тот и устанавливает для слова меру свободы. Корпоративные интересы стали доминирующими, подменили собой интересы общества. Только несколько изданий остались независимыми, ибо живут на собственные деньги. Остальные же все время перед выбором: будешь угождать хозяину — потеряешь читателя, не будешь — хозяин тебя выгонит, а твое издание, которое является его собственностью, закроет. Вроде бы все законно, но, по сути-то, это тоже мощное ограничение свобода слова.
Так что минувшее десятилетие вдоволь потопталось и на свободе слова, без колебаний устанавливая при необходимости жесткий контроль над ней. И какая разница — устанавливается этот контроль административным приказом или мешком с деньгами — и то, и другое одинаково губительно как для слова, так и для общества.
И все-таки я согласен с гипотетическим просвещенным читателем. Свобода слова — это величайшая наша надежда. Не будет свободы слова — не добьемся ничего. Без влиятельного, компетентного общественного мнения нет самого главного, самого внимательного, самого постоянного контролера власти, защитника прав и свобод человека, судьи в вечном споре добра и зла. А общественное мнение формируется, утверждается, обретает силу только при условии свободы слова. Мы ее завоевали за годы горбачевской перестройки, вырастили из гласности и сами же отдали в другие руки. Теперь сами же должны вернуть ее обществу.
Наши надежды не слишком велики, но вовсе не беспочвенны. Важно, чтобы все мы это понимали. И каждый сознавал, что это он, именно он сам, может изменить свою жизнь к лучшему. Не барин, не боярин, не олигарх, не заморский спонсор, никто — только сами мы можем исправить то, что произошло с Россией, когда она при нашем участии и нашем попустительстве ушла в слепой полет под небом истории.
Глава 19. Наверное, пора познакомиться
Самая трудная писанина для меня — изложение собственной биографии. Но сделать это, считаю, надо, хотя бы в память о прекрасных людях, на которых мне бесподобно везло в жизни.
На северо-востоке Омской области, если не в «медвежьем», то уж точно в «волчьем» углу, на берегу небольшого озерца Сладкое стояла деревня с одноименным названием, хотя сладкого там, как говорится в одной рекламе, отродясь не видывали, — до начала войны 1941–1945 годов сахар там, наверное, был, но я впервые попробовал его в 1947 году, когда в деревню привезли полмешка и выдали по ложке с «домиком» каждому сладковскому жителю — от мала до велика. Так что сладкая жизнь к названию моей малой родины отношения не имела.