ВЛАСТЬ И ПОРЯДОК

Дахкильгов Мусса Абдурахманович

Ценой неимоверных усилий я смог получить в редакции газеты материал, послуживший основанием для корреспондентского расследования. Им оказались анонимное письмо с приобщенным вторым экземпляром списка ГАИ республики о зарегистрированных кражах и угонах транспорта. Печатавшая указанный список машинистка ГАИ пояснила, что он был исполнен в 2х экземплярах, из которых первый у начальника ГАИ, второй – у его заместителя. По моей просьбе инспекция по личному составу затребовала оба экземпляра списка, но второго в наличии не оказалось.

Вместе с начальником инспекции по личному составу доложил министру о добытых нами сведениях. Получил заверения министра, что он не сомневался в моей честности.

Показав Кареву анонимку

и приобщенный список ГАИ я поинтересовался обоснованностью сделанного им министру заявления о моей причастности к публикации. Карев признал, что был введен в заблуждение нашептыванием о моей дружбе с работниками газеты и стремлением занять его место. Попросил забыть опрометчивость своего поступка и продолжить прежние отношения. Не восприняв эти извинения я заявил, что никогда таким образом карьеру не делал и дальше работать с ним не намерен. Тут же обратился с рапортом о переводе. Исполнявший в то время обязанности министра Буз А.Ф. внес на рассмотрение Обкома КПСС предложение о моем назначении начальником Веденского РОВД. Это был отдаленный район и я отказался, попросил найти приемлемую должность в г. Грозном. В ожидании перемещения продолжил работу с Каревым.

В январе 1973 г. по плану МВД, я должен был возглавить одну из специальных групп разгона ингушей, митинговавших на площади перед Чечено-Ингушским Обкомом КПСС. Поскольку предусматривалось применение против мирных демонстрантов резиновых дубинок, отказался участвовать в этом мероприятии. Отказ привел к окончательной ссоре с начальником РОВД и я подал рапорт об освобождении от должности. Оставив это прошение без рассмотрения, министр включил меня в свою свиту для встречи и сопровождения в Назрань председателя Совета Министров РСФСР Соломенцева, министра внутренних дел СССР Щелокова и заместителя министра обороны Соколова.

После их отбытия получил распоряжение оказать Назрановскому РОВД практическую помощь, а через две недели был отозван и назначен на должность заместителя начальника отдела уголовного розыска МВД. До этого и после лица ингушской национальности на такую должность в МВД республики не назначались. Начальник уголовного розыска республики Коряпин А.И. готовился на пенсию, поэтому с первых же дней практически переложил свои обязанности на меня.

Проверив обоснованность отправленных в архив перед моим назначением оперативных материалов я обнаружил накопительную папку сведений о жителях Грозного с нетрадиционной половой ориентацией. Поручив скрытое наблюдение за отдельными из них, получил свидетельства о причастности к этой категории всех сотрудников отделения розыска и курировавшего их второго заместителя начальника ОУР МВД. Доложил об этом министру. Хотя в то время предусматривалась уголовная ответственность за мужеложство, министр не захотел афишировать эти сведения.

Постепенно почти все сотрудники этого отделения были разогнаны, а курировавший их заместитель начальника ОУР спустя несколько лет заразился сифилисом и в связи с этим уволился.

В других подразделениях отдела, курируемых мною, я произвел кадровые перемещения, внес изменения в организацию управленческой деятельности службы, ужесточил требовательность за исполнительской дисциплиной и, в течение нескольких месяцев, добился значительного улучшения результатов оперативно-розыскной работы.

Следует отметить, что совершенствованию борьбы с преступностью способствовала внедренная курирующим заместителем министра Бузом А.Ф. практика ежедневных, перед началом рабочего дня, селекторных совещаний, на которых заслушивались отчеты об оперативной обстановке за прошедшие сутки, вскрывались и устранялись имевшие место недоработки при раскрытии преступлений по горячим следам, контролировалось состояние взаимодействия всех служб. Эти совещания были очень полезны для каждого оперативного работника, следователя, участкового инспектора,

руководителя подразделения, так как вынуждали находиться в постоянном напряжении, стремлении сделать все что требуется и не допустить ошибок.

Буз Алексей Федорович, был переведен на службу в Чечено-Ингушетию из управления внутренних дел Кемеровской области. С первых же дней работы в республике проявил себя деятельным и компетентным руководителем, способным организатором взаимодействия с прокуратурой, партийными и советскими органами. Постоянно занимался поисками новых способов борьбы с преступностью, внедрением передового опыта работы в этом направлении. Был сдержан в оценках и гибок в общении. Старательно готовился к каждому заседанию коллегии министерства, выездным совещаниям и республиканским партийно-хозяйственным активам. Являлся очевидным претендентом на должность министра и не скрывал этого, хотя послушно подчинялся воле последнего, был подобострастен в общении с ним (в 1975г. он сменил Гусинина Н.И. на посту министра, а в 1979г. был назначен на должность начальника управления внутренних дел крупнейшего в Северо-Кавказском регионе Краснодарского края).

Соперничество между Бузом и Гусининым нередко ставило меня в сложную ситуацию, при которой действуя по указанию одного, я невольно вступал в противодействие другому. Обстановка складывалась таким образом, что министр считал меня сторонником подсиживающего его заместителя, а у того наоборот складывалось противоположное убеждение. Лавировать между ними было невозможно, поэтому пришлось каждое указание Буза согласовывать с министром и действовать согласно его воле. Это дало трещину в моих отношениях с Бузом.

Осенью 1973 г. в Грозном прогремел ряд мелких взрывов, создавших только шумовой эффект. На рассвете был взорван памятник покорителю Чечни генералу Ермолову. Причем на ограждении памятника преступник оставил надпись антирусского содержания. Выехавший со мною на данное происшествие Буз А.Ф. склонился к версии о причастности к преступлению националистов. Поручил сконцентрировать все внимание на поисках недовольных Ермоловым чеченцах. Мое же суждение о намеренном оставлении ложного следа для возбуждения античеченской истерии оказалось достаточным для устранения от организации раскрытия данного преступления. Через 7-8 месяцев преступник был установлен и арестован. Им оказался инженер русской национальности. Несмотря на это Буз продолжал считать меня националистом, хотя фактически я всегда руководствовался здравым смыслом и только интересами службы.

Мое упорство в отстаивании собственной позиции без оглядки на национальную принадлежность подозреваемых в преступлении не раз позволяло руководству министерства усомниться в беспристрастном следовании служебным интересам. Так, например, в небольшой речушке на окраине г. Грозного было обнаружено тело молоденькой девушки с признаками насильственной смерти. Потерпевшей оказалась кассир угольной базы, директором которой был ингуш. При обсуждении мероприятий по раскрытию преступления поступило поддержанное Бузом предложение о задержании директора базы в качестве подозреваемого и отработке в камере предварительного заключения. Сообщив, что знаю его как примерного семьянина и добропорядочного человека, я попытался возразить. Одновременно предложил дождаться результатов работы по другим версиям, в том числе о возможной причастности к убийству родственников самой потерпевшей. Буз отклонил мое предложение, намекнув на стремление оградить ингуша. Директора базы посадили, но через 3 суток освободили. У братьев потерпевшей были обнаружены принадлежавшая ей сумочка с ключами и туфли, в которых она ушла с работы в день убийства. После задержания они признались в убийстве. До этого министр и его заместитель имели неосторожность упрекнуть меня в самоустранении от участия в отработке директора базы только по тому, что как и он я был ингушом.