Власть колдуна (Остров в Лантике)
Шрифт:
– Так чего же бежать?
– Нас замело не на один день. А буфет... За полчаса все разнесут.
– А сам почему не идешь? Ведь твоя жена... ну...
– Был я уже там. Забито все до тамбура, не протиснуться. И потом, соленых огурцов и моченых яблок там все равно нет.
Не один год проработав во Дворце пионеров, Дина хорошо знала, что значит, когда в поездке, в походе кончаются продукты, и сразу поняла, что нужно делать. Она бросилась к купе проводницы, рванула дверь в сторону и... и тут же пожалела об этом. На самом пороге проводница, встав на цыпочки, целовалась
– Извините, – сказала Дина, – это я виновата.
– Ничего подобного! – быстро возразила Оля. – Это он виноват. Как с голодного края приехал.
– Дверь виновата, – хмуро проговорил Коля. – Щеколда не держит... – он тоже улыбнулся.
– Оля, послушайте, – начала Дина. – Сейчас там буфет откроется...
– Да, в соседнем вагоне. Но там ничего нет.
– Совсем ничего?!
– Бутерброды, пирожки... По-моему, мы с этими пирожками уже третий рейс делаем. Что там еще... Печень вареная, хлеб...
– Оля, нужно сделать, чтобы буфет не открывали.
– Почему?
– Нас же занесло.
– Ну и что?
– Сегодня не отроют. Завтра тоже вряд ли... А в поезде не меньше двадцати детей. Все припасы кончатся сегодня же, понимаете?
– В нашем вагоне нет детей.
– Господи, Оля! А в соседнем?! Знаете, что завтра начнется! Только что пробежали ребята в буфет, там, говорят, уже очередь до тамбура.
– Все ясно, – Оля вскинула руку к виску и щелкнула каблуками. Она сняла с вешалки форменную фуражку. – А ты, Коля, оставайся на хозяйстве, там очередь... Помнут еще... Убери посуду, подмети... Мал ты еще по очередям ходить.
– Он не обижается? – спросила Дина, когда они отошли.
– Скоро начнет. С духом собирается... Я пока еще в принцессах хожу, вот он и не знает, как быть.
– Может, лучше и оставаться в принцессах? Коль ты уж стала ею...
– Он же слабак! – воскликнула Оля. – Приедет в Южный, развесит уши, наговорят ему обо мне... и все станет на свои места. Видела, как он краснеет? Вот так же будет в Южном краснеть и перебегать на другую сторону улицы. Я ведь так... поездная принцесса. Невысокого в общем-то пошиба, – Оля отвернулась.
Они быстро прошмыгнули через тамбур и вбежали в следующий вагон. Пробиться вперед было почти невозможно. Бичи уже стояли у самого буфета и нетерпеливо стучали в дверь.
– Разрешите... Посторонитесь, пожалуйста... Дяденька, уберите на минутку свой живот, а то мне не пройти... Спасибо вам и вашему животу... – Оля продвигалась быстро, привычно, и Дина едва поспевала за ней. – Руки, руки убери! Рыбой воняют! – И парень, бесцеремонно положивший было руку Оле на плечо, смешался.
Дина отстала. Она никак не могла протиснуться мимо здоровенного детины в куртке из чертовой кожи. Подняв глаза, она увидела его небритое лицо, желтый налет на зубах. Бич, подумала Дина. Он был уже не молод, и спутанные, прилипшие ко лбу волосы начинались гораздо выше, чем было предусмотрено природой.
– Куда? – коротко спросил он.
– В буфет.
– Зачем?
– А вам-то что за дело?
– Мадам хочет кушать?
– Да.
– Без очереди? – Он все теснее
– Вон ты как, – протянул парень. – Ну, тогда проходи. Мадам действительно хочет кушать.
Но едва Дина сделала шаг, как уперлась в грудь другого бича – молодого, тощего, рыжего.
– Может, и мне румянец наведешь?
И Дина, не задумываясь, влепила вторую пощечину, понимая, что делает совсем не то, что нужно.
– А теперь моя очередь, – перед ней стоял толстяк в фуфайке и морской фуражке с «крабом».
– Пропустите, – Дина зло посмотрела ему в глаза.
– А как же нам быть с пощечиной?
– Вы слышите?!
– Нет, за вами должок... Пощечина – и проходите.
– Перебьетесь.
– Обижаете. А почему? Чем я хуже этих богодулов?
– Противно.
– Что противно? – не понял он.
– Бить тебя противно. Стоять рядом с тобой противно. Что еще?
– А целоваться тебе со мной не противно? – И парень, обхватив Дину за плечи, начал целовать ее. Дине вдруг стало тесно, душно, она забилась, пытаясь высвободиться, и вдруг почувствовала, что свободна. Между нею и толстяком протиснулась чья-то рука, уперлась в фуражку с «крабом» и с силой отбросила ее назад. Раздался глухой стук затылка о стенку.
– Извини, друг, жена! – сказал Сашка толстяку. – Будущая, правда.
– Спасибо, – и она нырнула в буфет. Очередь зашумела, заволновалась, но форменная фуражка Оли быстро всех успокоила. А через несколько минут дверь открылась, и из нее высунулся мощный торс буфетчицы.
– Товарищи, не стойте, – внятно сказала она. – Буфет работать не будет. Тише! Тише... Буфет работать не будет. Проводники составят списки пассажиров с детьми. Да не волнуйтесь вы, по бутерброду всем достанется! А может, и по пирожку! – засмеялась она.
В тамбуре Сашку остановили бичи.
– Это ведь не последняя наша встреча? – спросил толстяк.
СВАТОВСТВО. Тяжелее всех переносили безделье лесорубы. Привыкшие к жесткому распорядку дня, когда часы расписаны на минуты, когда приходилось выкладываться полностью, до конца, они страдали. Пролежав час-другой, Иван вдруг со стоном вскакивал, отбрасывал дверь в сторону и тяжелыми сильными шагами удалялся по коридору. Он проходил через весь состав и так же быстро возвращался обратно.
– Ф-фу, – говорил он облегченно. – Будто дело какое сделал.
– Всех обошел? Везде отметился? – смеялся кудлатый Афанасий.
– Игру какую-нибудь придумать, что ли, – Федор вопросительно смотрел на друзей. – В карты сыграть...
– Карты сейчас в поезде на вес золота, – сказал Афанасий. – Я ребятам из третьего вагона нашу бутылочку предлагал за колоду карт.
– Да ну?! – не то возмутился, не то удивился Иван. – И что они?
– До сих пор смеются. И были бы карты, как карты, а то колода в пять пальцев толщиной... Как оладьи в нашей столовой. Да, оплошали мы, ребята... Слушайте, а ведь у проводника должно что-то быть? Хоть домино какое-нибудь?