Власть колдуна (Остров в Лантике)
Шрифт:
И вдруг однажды понимаешь, что еще в самом начале перепутал знаки – поставил минус там, где должен стоять плюс. И весь итог неверен, исправить его нет времени, да и сил тоже нет. И самое обидное – это была не ошибка, минус ты поставил сознательно, полагая, что ошибаются другие...
Кто-то сказал: государство – это я. Скажу иначе: я – это государство. У меня свой бюджет, территория, политика, своя цензура, вооруженные силы, правда, чисто символические. И вот я обнаруживаю, что мое государство ведет не ту политику, а итог... Разве к нему стремился
А ведь какое было начало – ягоды малины на ладони девушки. Теперь это старая молчаливая женщина, которая боится меня, потому что, осерчав, могу выгнать, и ей негде будет жить. И не знает она того, что я не выгоню ее, даже став нищим, – тогда мне уж вовсе незачем будет жить. Конечно, она виновата, она, не задумываясь, бросила меня, когда ей представилось что-то более привлекательное...
Но не слишком ли затянулась месть? Не слишком ли много сил я трачу на нее? Да и не лукавлю ли я, в самом ли деле мне хочется мстить? Или это работает все тот же минус, поставленный в самом начале жизни?
ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА, ПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА. Вечер тянулся мучительно долго, и Сашке казалось, что стрелки двигались, лишь когда он смотрел на них, а стоило отвернуться, они снова останавливались. Темные купе, свечи в пустых концах коридоров, храп на полках – все это угнетало, и Сашка протяжно стонал, от бессилия изменить что-либо. Лесорубы равнодушно шлепали набрякшими картами, Катя и Люба, обнявшись, спали на одной полке.
– Вы бы уж под уши сыграли, что ли, – посоветовал игрокам Сашка. – Все веселее.
– Как под уши? – не понял Иван.
– Кто проиграет, тому половину уха тут же и отрезают. Еще раз проиграл – вторую половину отдай. Как четыре раза продул – живи без ушей.
– С одними дырками! – захохотал Афанасий.
– Нет, под уши я не буду, – сказал Иван и, не доиграв, бросил карты.
Через минуту все опять лежали на полках. Сашка вышел из купе и медленно двинулся вдоль поезда. Было уже поздно, и во всех вагонах стояла тишина. Не спали цыгане. Они, как ни в чем не бывало, галдели, кричали на детей, деловито переходили с места на место – казалось, все они были страшно заняты чем-то.
– Ну, пророки, гадалки, ясновидцы! Когда поедем? – обратился к ним Сашка.
– Поедем, поедем, – успокоила его старая цыганка.
– Я спрашиваю – когда! Что карты-то говорят? А? Молчат карты?
– Завтра поедем, – ответила цыганка помоложе, и Сашка, обернувшись, прежде всего увидел грудь с коричневым морщинистым соском и младенца в цветастых пеленках.
– Завтра? – переспросил он. – А если не поедем?
– Значит, не поедем.
– А карты, карты-то что говорят? Раскинь картишки-то! Вот ты можешь сказать, когда поедем? – обратился Сашка к пожилому цыгану.
– Могу, – ответил тот и, повернувшись к окну, начал что-то прикидывать.
– Да ты не в окно смотри, ты в карты загляни!
– А ты меня не учи, куда надо смотреть, а куда не надо смотреть, сам знаю.
– Эх-хе-хе! – горько сказал Сашка. – Не тот теперь цыган пошел, ох, не тот! Вам только бы по земле шляться, а вот на дело доброе – нет вас. Перевелся настоящий цыган.
– А что карты?! – возмутился цыган. – Это тебе газета? Или это тебе радио? Карты – это фу! – Цыган дунул на руку, и колода, которую он держал, исчезла. – Вот! А ты говоришь, карты...
– Что ты его слушаешь? Что слушаешь? – вмешалась старая цыганка. – Какой это цыган?! Какой это мужик?! Двадцать лет на Острове – и все время то зубы болят у него, то радикулит! То зубы, то радикулит!
– За двадцать лет... вроде и пора, – неуверенно проговорил Сашка.
– Пора! Ты посмотри на мои зубы, посмотри! А радикулит! Ты спроси у него – есть у меня радикулит или нету! Ты спроси!
– У нее есть радикулит? – строго спросил Сашка у цыгана.
– Нет.
– Вот и я говорю, что не тот цыган пошел.
– Ладно, красавец, давай погадаю, – решилась цыганка, будто преодолев какие-то колебания. – Давай руку, нет, левую, она ближе к сердцу... Так, так, так... Ох, нехорошая рука, ох, нехорошая, – зачастила цыганка, шаря пальцами по Сашкиной ладони.
– Чем же тебе рука моя не понравилась?
– Дальняя дорога ждет тебя, долгая дорога...
– Да уж куда дольше.
– Не мешай, молчи. Неприятности будут в дороге, враги есть у тебя и друзья есть, они спасут тебя, помогут...
– Конечно, помогут, обещали ведь... Что-то, я смотрю, вы все задним числом... Как последние известия. Мне бы узнать, что впереди ждет, только ненадолго, на день-два, на месяц, не больше, можно?
– Приятная встреча ждет тебя... Красивая женщина... Ждет...
– Кто ждет-то? Женщина или встреча?
– И женщина ждет, и от встречи тебе не уйти.
– Я и не собираюсь уходить, зачем... Там на руке ничего не сказано – поедем-то когда?
– Не спеши ехать, красавец, не спеши. Поедем – жалеть будешь, плакать будешь...
– Прямо-таки плакать?
– Убиваться будешь, сердечные муки терпеть...
– Вот это уже лучше, за это спасибо.
– Ничего, – улыбнулась цыганка, – мне не жалко.
Сашка вернулся в свой вагон, медленно прошел по коридору до самого тамбура, постоял там, повернул назад и наконец остановился перед купе, где жила Дина. И удивленно скривил губы, почувствовав, как застучало сердце. Новости, подумал он. Чего это я... Никак старею... Он потер ладонью щетину на подбородке, пригладил волосы, подумал – что бы это еще такое сделать, и громко постучал в дверь.
– Бригадир поезда. Открывайте!
– Что вам нужно? – Дина не узнала его голоса.
– Мне нужен товарищ, который продукты распределял.