Властелин Ада
Шрифт:
— Я одинока, — шепчу я. Больше для себя, чем для него.
— Ты можешь продолжать приходить столько, сколько захочешь.
Я так благодарна ему. Марк — хороший человек. Жаль, что в этом он ошибается насчёт меня. Я не понимаю почему, поскольку рассказала ему всё. Я ничего не говорю в ответ.
— Я просто хотел бы, чтобы ты позвонила доктору Питерсу. Что ты дашь себе передышку, — пытается он снова.
— Откуда ты знаешь, что я ему не звонила?
— Джефф — мой друг. Он согласился дать мне
— Разве это не противоречит конфиденциальности между врачом и пациентом? — я делаю ещё один глоток кофе и смотрю на него прищуренными глазами. Я не против. Тот факт, что он так сильно заботится, согревает моё сердце.
— Он больше ничего мне не сказал. Ни слова. Я просто хочу, чтобы ты созвонилась и съездила к нему. Одна встреча. Это всё о чём я прошу. В этом нет ничего постыдного.
Я качаю головой:
— Мне не нужна терапия, — это новый спор, который у нас возник за последние две недели.
Я вижу, что он готовится продолжить. Марк делает глубокий вдох, не сводя с меня глаз. Его разум соображает.
— Нужна, Шеннон. Ты прошла через серьёзное испытание.
Марк — один из немногих людей, которые знают о моём прошлом.
— Я ни через что не проходила, — я изо всех сил стараюсь не повышать голос. Я знаю, что у него добрые намерения. Я должна держаться за эту мысль, пока через меня проходит целый ряд эмоций. — Я была той, кто причинила вред. В конце концов, я та, с кем всё в порядке, — мой голос срывается. — Мне сопутствует удача.
— Ты не в порядке, Шеннон, и ты действительно прошла через что-то ужасное. Ты тоже была жертвой.
— Нет! Я не была жертвой, — выдавливаю я, не в силах поверить в то, что слышу. — Я причинила ужасную боль и страдание благодаря решениям, которые приняла в ту ночь. Эти страдания продолжались и после той ночи. Всё из-за меня!
— Ты была…
— Я была презренным человеческим существом, — я ощущаю слёзы на своих глазах. Я усиленно моргаю, пытаясь остановить их. — И остаюсь такой!
— Ты продолжаешь говорить «была» в прошедшем времени, Шеннон, и я ни на секунду в это не верю. Ты совершала ошибки. Ты была молода. Ты всё ещё такая. Ты…
— Я не хочу это обсуждать. Не с тобой и уж точно не с психотерапевтом. Мои родители отправили меня на терапию. Это ничего не дало мне. В конце концов, просто много пустой болтовни.
— Доктор Питерс хорош. Он мог бы помочь тебе справиться с тем, что ты чувствуешь, — он говорит мягко и осторожно. — Возможно, ты не была готова раньше.
— Никто не может мне помочь, — я ставлю чашку с кофе на стол. Жидкость стала горькой. Она не усваивается у меня в желудке. — Спасибо тебе за попытку, — я беру Марка за руку и сжимаю, быстро отпуская. — Я ценю это. Я знаю, что ты это делаешь из лучших побуждений.
Я вижу, как он сдаётся. Он даже кивает один раз:
— Я отпускаю это на сегодня, но не сдаюсь.
Его слова согревают меня. Тот факт, что он так сильно заботится обо мне, согревает меня изнутри, как этого не должно быть. Все люди из моей прошлой жизни бросили меня. Никого из них это не волнует так, как его. Я не заслуживаю Марка. Я, конечно, не заслуживаю его доброго отношения ко мне.
— Говоря о помощи… — он снова обращает моё внимание на себя и одаривает меня небрежной улыбкой. — Поскольку ты всё время настаиваешь на том, чтобы приходить, и поскольку у тебя всё так хорошо получается… — он поднимает брови, практически заставляя меня бросить ему вызов.
Я не ведусь. Я вдруг чувствую усталость.
— С чем тебе нужна помощь? — я складываю руки на груди, но ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь в ответ, хотя всё ещё взвинчена внутри. Даже при том, что я чувствую, что мне не понравится, к чему это приведёт.
— Как насчёт того, чтобы я записал тебя в попечители?
— Из меня получился бы ужасный попечитель! — выпаливаю я, широко раскрыв глаза.
— Нет. Ты была бы великолепна. Я знаю немногих людей, которые хотя бы наполовину так преданы делу, как ты.
Это огромная ответственность. Попечителям даётся приятель, которому они затем должны помочь пройти «двенадцать шагов» программы. Как только человек признаёт, что у него есть проблема, ему назначают попечителя, который поможет ему пережить трудные времена. Это большое дело.
— Я работаю на двух работах. Как я найду время, чтобы быть рядом с кем-то, если я им понадоблюсь?
— У тебя получится, — просто произносит Марк. — Ты найдёшь время.
Я не могу. В том-то и дело. Я не доверяю себе в этом.
— У меня был кактус. Я купила его, когда переезжала. Я не знаю, что на меня нашло, — бормочу я последнее про себя.
Он хмурится:
— Какое отношение кактус имеет к чему-либо?
— Он погиб. Мне не потребовалось много времени, чтобы убить бедняжку, — я расширяю глаза. — Я не смогла сохранить жизнь даже кактусу.
— Кактус и человек — это не одно и то же.
— Знаю, — я вздыхаю. — С кактусом намного проще, и я потерпела неудачу. Бедняжка умер, как бы я ни старалась. Я была бы ужасна, если бы помогала кому-то. Я боюсь облажаться. О том, что я кого-то подставила, — у меня пересохло в горле. Я беру кофе и делаю ещё один глоток. У него всё ещё неприятный вкус, поэтому я ставлю его обратно.
Марк посмеивается.
— Я не прошу тебя сохранить жизнь человеку или даже кактусу, если уж на то пошло, — возражает он. — Я прошу тебя помочь кому-нибудь. Убедиться, что они посещают собрания. Вот и всё.