Властелин рек
Шрифт:
Никита Романович пристально глядел в восковое лицо иезуита. Опытный царедворец, он чувствовал, как тяжело Антонио дается самообладание, видел недобрый блеск в его черных глазах, читал в его взгляде презрение и чувство превосходства над государевыми вельможами.
Когда бояре покинули иезуита, Богдан Вельский с раздражением выплюнул:
— Вот пес, такой не отцепится. Словно клоп присосался!
Тотчас слова Поссевино передали Иоанну, и тот велел пригласить посла в думную палату на следующий день.
Разодетые в парчу и атлас бояре и окольничие сидят по лавкам вдоль стен, переговариваясь полушепотом. В своем высоком кресле под иконами восседал Иоанн, облаченный в шитые золотом одежды, сверкали драгоценными камнями его сафьяновые сапоги. Одной рукой он держал свой посох, словно опираясь на него.
Войдя, Поссевино, строгий
— Ведаю, о чем ты хочешь говорить со мной, — начал Иоанн, голос его был мощен и тверд. — На то ты от папы и прислан. Ты поп и потому волен говорить о том, а нам без рукоположения митрополита и всего Священного собора говорит невместно. Не сойтись нам в вере. А вера православная была издавна сама по себе, как и римская — сама. Однако за заслуги твои я дам тебе охранную грамоту с печатью своей перед твоим отъездом. Священникам же вашим дозволю также прибывать сюда с вашими купцами, пущай остаются здесь и совершают свои богослужения. Но я не дозволю им проповедовать среди русского люда.
— Светлейший государь, — отвечал Поссевино с добродушной легкой улыбкой, — из всех исключительных милостей, которыми ты осыпал меня, самая важная та, что ты позволил мне сегодня беседовать с тобой о деле исключительной важности. Знай же, что великий первосвященник ни в коей мере не поборник того, чтобы ты менял древнейшую греческую веру, которой следовали отцы Церкви и законные соборы. Напротив, он призывает, чтобы ты, узнав, чем она является, оберегал ее и удерживал из нее то, что в твоих владениях сохраняется в нетронутом виде. И если ты сделаешь это, то уже не будет Западной и Восточной церкви, но все мы соединимся под именем Христа. Мы не будем отвергать ни твоих храмов, ни богослужений, ни священников, а они будут исправлять церковную службу по правилам веры и с правильным соблюдением святых таинств. Ведь мысль о посольстве моем внушил ему Христос, который поручил ему заботу о христианской церкви, а письма твои к королю Стефану о единстве веры заставили его святейшество в первую очередь позаботиться о союзе между христианскими государями, заключенном через посредство его святейшества. Это единство с Востоком признал на Флорентийском соборе и константинопольский император. Ты прибавил также, что католики и люди римской веры свободно пребывают и живут в Московии в своей вере. И так как против неверных и поганых не может появиться более крепкой защиты, и христианские государи не могут связать себя более крепкими узами, чем узами единой веры, поэтому именно здесь и нужно заложить основы союза. Выбирай одно из двух: или что христианская вера, принятая у всех христианских правителей и на всем Востоке была истинной, или что твоя вера в той или иной части не свободна от заблуждений. Если ты сомневаешься, что тебе излагается не то, о чем шла речь на Флорентийском соборе, пригласи греческих переводчиков и потребуй из самой Византии книги греческих отцов Церкви, если ты не веришь нашим греческим книгам, написанным чуть ли не самими авторами собственной рукой, тогда на основании их я изложу тебе то же самое. Коли будет вера одна и Церковь одна греческая с римскою, то ты, великий государь, будешь с папою Григорием, и с цесарем с Рудольфом и всеми государями и в любви, и в соединенье, и ты, великий государь, не только будешь на прародительской вотчине в Киеве, но и в царствующем граде Константинополе государем будешь, а папа и цесарь и все государи великие о том будут стараться.
Иезуит слышал, как зашевелились, зашептались меж собой бояре на своих лавках. Иоанн же сидел недвижно и так же пристально глядел на Антонио. Иезуит понял глаза на царя, силясь разгадать — попался ли зверь на приманку, которая
— Я ничего не писал папе о вере и ныне не думаю говорить о ней. Я благословлен митрополитом нашим управлять делами земными, а не духовными, — сурово отчеканил Иоанн. — Я верую во Христа, а не в греков, о коих ты так охотно говоришь. А что касается Востока — это земля Господа, и Он по своему соизволению даст ее во владения, кому захочет.
Иоанн вдруг странно усмехнулся одними губами и, цепко схватившись свободной от посоха рукой за резной подлокотник грона, чуть подался вперед.
— Мы же о больших делах с тобой говорить не хотим, чтобы тебе было не досадно, а вот малое дело — у тебя борода подсечена, а бороды подсекать и подбривать не велено не только попу, но и мирским людям! — И произнес Иоанн, щуря глаза: — Ты в римской вере поп, а бороду сечешь, так скажи нам, от кого ты это взял? Из которого ученья?
Улыбка сошла с уст иезуита. Он молчал. Кровь все громче стучала в голове, во рту пересохло. Не попался зверь, ушел! Как бы самому не оказаться в клетке…
— Бороду я не секу и не брею, великий государь, — отвечал он, растягивая слова, будто все еще пытался осмыслить столь нелепое замечание. — Но я осмелюсь тебя попросить еще об одном — поведай мне о своей религии…
— Мы уже с самого основания христианской церкви приняли христианскую веру, когда брат апостола Петра, Андрей, пришел в наши земли, и лишь потом отправился в Рим, а впоследствии, когда князь Владимир обратился к вере, религия была распространена еще шире, — выпрямившись, с достоинством отвечал царь. — Поэтому мы на Руси получили христианскую веру в то же самое время, что и вы в Италии. И храним мы ее в чистоте. — Иоанн наклонил посох, указывая как будто на голову иезуита. — В то время как в римской вере семьдесят вер, и в этом ты мне свидетель, Антоний. — Об этом ты говорил мне в Старице.
— Непоколебимо всегда стоит в Риме та вера, которую апостолы Петр и Павел возвестили с самого начала, и почти в течение трехсот лет проливали за нее кровь первосвященники, преемники Петра, — отвечал с суровым ликом посол. — Затем, хотя и наступили более спокойные времена, другие первосвященники, несмотря на волнения, вели корабль веры, не давая коснуться его никаким повреждениям. А в римской вере нет семидесяти вер, о которых ты говоришь. Но есть одна, которая предает анафеме и эти семьдесят, и те многочисленные ереси, которые пошли от Люгера. Ты же дозволяешь протестантам оставаться в Ливонии.
— Ты, Антоний говоришь, что папы проливали кровь во имя Христа, это хорошо. Ведь сказал Спаситель: «Не убойтеся от убивающих тело, душу же не могущих убити».
— Вот поэтому мы во имя Господа и прибыли без страха в Московию; а в Индию и остальные страны мира великий первосвященник посылает других людей, которые выносили бы всё во имя Христа, чтобы воссияла Его правда, и чтобы на самом обширном пространстве поднялся знак креста.
Голос иезуита и взгляд его становились все тверже, словно он постепенно выпутывался из западни, куда его пытался загнать Иоанн, и переставал становиться «жертвой». Он уже понимал, что лукавством своим великий князь заманил его сюда, в далекие холодные земли Московии, дабы завершить войну с Баторием, но никак не для того, чтобы предаться латинской вере. Вместо отчаяния уставшую и вымотанную душу иезуита переполнял гнев.
— В Писании сказано: «Шедше научите все языцы, проповедите Евангелие всей твари, крестите их во имя Отца, Сына и Святого Духа», — продолжал Иоанн. — Это делали все апостолы, и никто не был выше другого. От них пошли епископы, архиепископы, митрополиты и многие другие, в том числе и наши…
— Так как то, что ты произнес из Евангелия, слово Божье, то мы верим ему без сомнений. Но надо верить и самому Христу, который послал в мир остальных апостолов, препоручив им свою власть, но только одному Петру он вручил ключи от Царства Божьего и, как пастырю заботу о пастве, в отношении же других апостолов он этого никогда не давал. А если те епископы, которые наследуют другим апостолам, имеют свою власть, то тем большей властью обладает престол святого Петра, ведь в Писании ничего не говорится о других апостолах и престолах. И не сломить его даже более сильными средствами, и он будет существовать до скончания веков, о чем непреложно свидетельствует Господь, который и есть сама истина и который свободен ото лжи.