Властелин Севера
Шрифт:
— А Дунхолм, — заявил Текиль, — взять невозможно.
— Так уж и невозможно? — скептически переспросил я.
— Я хочу пить, — вдруг сказал пленник.
— Райпер! — прокричал я. — Я знаю, что ты там! Принеси эля!
Я дал Текилю горшок эля, немного хлеба и холодной козлятины, и, поглощая все это, он рассказывал мне о Дунхолме. Он заверял, что крепость эта абсолютно неприступна.
— Однако достаточно большая армия смогла бы его взять, — предположил я.
Текиль издевательски осклабился в ответ.
— Приблизиться
— А кто-нибудь уже пытался взять Дунхолм?
— Ивар как-то явился, чтобы посмотреть на нас, проторчал поблизости четыре дня — и ушел восвояси. До этого сын ярла Рагнара пришел и не остался даже четырех дней. Полагаю, крепость можно взять измором, но на это уйдет год, а попробуй-ка прокормить осаждающую армию целых двенадцать месяцев! — Текиль покачал головой. — Дунхолм, как и Беббанбург, неприступен.
Однако судьба упорно вела меня в оба этих места.
Я сидел молча и размышлял, пока Текиль вдруг не напрягся, словно проверяя, не может ли он разорвать рабские кандалы. Не смог.
— Ну а теперь скажи мне, как я умру, — попросил пленник.
— У меня есть еще один вопрос.
— Спрашивай, — пожал он плечами.
— Насчет Тайры Рагнарсон.
Это удивило Текиля, и он некоторое время молчал. Потом сообразил, что, конечно, я знал ее в детстве.
— Милейшая Тайра, — саркастически проговорил он.
— Она жива?
— Предполагалось, что она станет женой Свена.
— И она действительно стала его женой?
— Ясное дело, ее силком загнали к нему в постель, — засмеялся Текиль. — Но Свен к ней даже не прикоснулся. Он боится Тайры. Поэтому ее заперли подальше, и Кьяртан интересуется тем, что она увидела во сне.
— Это еще почему?
— Через нее говорят боги. Так считает Кьяртан.
— А ты что думаешь?
— Я думаю, что эта сучка безумна.
Я уставился на него сквозь огонь.
— Во всяком случае, Тайра жива?
— Если только это можно назвать жизнью, — сухо произнес он.
— Говоришь, она безумна?
— Она постоянно режет себя, — сказал Текиль, проведя ребром ладони по своей руке. — Она завывает, режет себя и сыплет проклятиями. Даже Кьяртан ее боится.
— А Свен?
— Он от нее просто в ужасе. Свен хочет, чтобы она умерла, — поморщился Текиль.
— Так почему же она до сих пор жива?
— Потому что собаки ее не трогают, — ответил Текиль, — и потому что Кьяртан верит, будто Тайра владеет даром прорицания. Она сказала, что мертвый воин его убьет, и он ей почти поверил.
— Мертвый воин и вправду однажды убьет Кьяртана, — заявил я. — А завтра он убьет тебя.
Текиль спокойно принял свою судьбу:
— Ветви орешника, я полагаю?
— Да.
— И в моей руке будет меч?
— Если хочешь,
Он кивнул, потом закрыл глаза и снова прислонился к стене.
— Ситрик, — сказал он, — родной сын Кьяртана.
Я вспомнил мальчика, взятого в плен вместе с Текилем.
— Он брат Свена? — спросил я.
— Сводный брат. Мать Ситрика была рабыней-саксонкой. Кьяртан отдал ее на растерзание псам, заподозрив в том, что она хочет его отравить. Может, она и вправду пыталась это сделать, а может, у него просто разболелся живот. Но, как бы то ни было, он скормил несчастную женщину псам. Он пощадил Ситрика только потому, что Ситрик — мой слуга, и я просил за него. Он славный мальчик. Ты бы сделал доброе дело, если бы оставил его в живых.
— Но мне нужно восемь голов, — напомнил я.
— Да, — устало ответил он. — Я понимаю.
От судьбы не уйдешь.
Аббат Эадред хотел повесить четырех пленников. Или утопить. Или задушить. Словом, он хотел для них бесславной смерти.
— Эти негодяи напали на нашего короля! — неистово воскликнул он. — И они должны умереть самой низкой и бесславной смертью!
Он продолжал повторять это с редким пылом, но я только пожал плечами и сказал, что пообещал Текилю достойную смерть, ту, что поможет ему отправиться в Валгаллу, а не в Нифльхейм. Эадред уставился на мой амулет-молот и завизжал, что в Халиверфолкланде не может быть милосердия к людям, напавшим на избранника самого Кутберта.
Мы спорили с ним, стоя на склоне холма, а четверо пленников, в цепях и веревках, сидели на земле под охраной личной стражи Гутреда. Там же собралось множество городского люда, ожидающего решения короля. Эадред вовсю разглагольствовал перед ним, говоря, что проявление слабости подорвет авторитет Гутреда. Церковники согласились с аббатом, что было неудивительно, и особенно горячо поддерживали Эадреда два недавно прибывших монаха, которые пришли сюда через холмы из Восточной Нортумбрии. Их звали Дженберт и Ида. Им обоим было лет по двадцать, и оба обязаны были повиноваться Эадреду. Очевидно, эти монахи ходили за холмы с каким-то поручением от аббата, а теперь, вернувшись в Кайр Лигвалид, неистово доказывали, что пленники должны умереть мучительной и позорной смертью.
— Сжечь их! — настаивал Дженберт. — Так, как сами язычники сожгли множество святых! Поджарить их над адским пламенем!
— Повесить их! — настаивал Эадред.
Я чувствовал, хотя сам аббат этого и не замечал, что камбрелендские датчане, присоединившиеся к Гутреду, оскорблены горячностью священников, поэтому отвел короля в сторону и спросил:
— Как думаешь, ты сможешь остаться королем без поддержки датчан?
— Конечно нет.
— Но если ты предашь пленников-датчан мучительной смерти, их соплеменникам это не понравится. Они подумают, что ты предпочитаешь им саксов.