Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]
Шрифт:
Джанхой поднялся, вздыбил загривок и ответил своим, припасенным в глубине могучей груди для подобного случая, громовым рокотом.
— Не думаю, чтобы они взобрались на плот, — сказал Рас. — Но лучше перестраховаться. Если крокодилы даже только поднырнут под нас, Джанхоя уже не успокоишь — он запросто перевернет плот и сбросит нас в воду.
Как он сейчас сожалел, что поддался слабости и позволил льву плыть вместе с ними.
— Лучше пристать к берегу, — продолжал Рас. — Тогда, если придется, мы сможем убежать. Я никогда еще не видел крокодилов такими злыми и наглыми.
Ева налегла было на
— Ну и мрачная же у них подобралась компания, — отметил Рас и, вспомнив, что у крокодилов начался, похоже, сезон любви, добавил со смешком: — Мрачная, но брачная!
Расу понравилась собственная шутка — не так уж часто удавались рифмы на английском, — и он хихикнул еще раз Ева, не поняв, в чем дело, удивленно на него оглянулась. Рас не стал ничего объяснять. Мысль, что Юсуфу оценил бы шутку по достоинству, внезапно обожгла Раса горечью.
Он растолковал женщине, почему выбрал для плота такой маршрут.
— А кто эйто — Икса… Игзайбер?
— Это Бог.
— Твой отец Бог?
— Так утверждала Мирьям, моя мать. Сама она была обезьяной. Вернее, уверяла меня, что обезьяна, но я не очень-то ей верил. И если лгала в одном, почему бы ей не солгать и в другом?
Ева пришла в замешательство, навряд ли объяснимое лишь трудностями произношения. Она попросила Раса рассказать всю историю с самого начала. Рас не совсем понимал, с чего следует начать, в чем честно и признался. Тогда Ева стала задавать вопросы. И почти сразу сама же начала перебивать Раса.
— Ты умеешь молчать ненамного дольше моей матери! — заметил Рас. И снова воспоминания сдавили сердце острой болью.
Рас, видимо, не удержался от болезненной гримасы — Ева обеспокоилась:
— Что с тобой? Что слюсий… случилось?
— Они духи теперь, мои родители, но не такие, как духи вонсу.
— Что?
— А Биджагу, который убил мою мать и моего отца…
— Твоего отца? Ты говорийль, что отец… Бог.
— Биджагу убил моего отчима, приемного отца, мужа Мирьям.
— Муйжа?
— Биджагу убил их обоих. Это он вел воинов; без него им никогда не набраться бы отваги для такого поступка. Они ведь считают… считали меня духом, привидением.
«И слава Богу, — подумал Рас про себя. — Если бы они не боялись меня, как черт ладана, если бы не боялись так сильно ночной тьмы, мне никогда бы не удалось убить столь многих. Их убило собственное… как же это? Суеверие! Вот что стало причиной их гибели. Или помогло мне одолеть их, что почти то же самое. Разумеется, я один стою троих самых лучших вонсу-воинов, я гораздо сильнее и проворнее любого из них. И все же, если бы они соображали головой, а не чем-то еще, я вряд ли осмелился бы напасть на целую деревню. А если бы не их дурацкий варварский обычай — обрезать мальчикам яичко, — их жены, может, и не спешили бы так завалиться со мною в кусты и не изменяли бы своим мужьям…»
— Почийму ти не отвичайишь минье? — нетерпеливо произнесла Ева.
— Биджагу должен умереть, — сказал Рас. — Я думаю, что он догадывается об этом; знает, что я не отстану, пока не расквитаюсь. Конечно, напуганный побоищем, которое устроила Птица Бога, Биджагу удрал уже далеко. Думаю, подался на юг; он уйдет в земли шарикту. Биджагу не сможет им открыться без риска погибнуть или попасть в рабство. Он станет держаться тайно поблизости от племени, как приходилось поступать и мне с вонсу. Он пойдет на это, даже рискуя собственной шкурой. Видеть других людей, слышать их голоса, пусть даже вражеские, лучше, чем слушать мертвую тишину или голоса умерших. Пожалуй, Биджагу может и сдаться шарикту добровольно, чтобы стать рабом. У них немало рабов, захваченных в плен вонсу. Биджагу мог прийти к выводу, что лучше стать рабом, чем в одиночку бродить по джунглям.
Рас смолк. Несколько минут он отталкивал плот от южного берега, куда тот прибило течением. Затем сказал:
— Если б не ты, мне не с кем было бы словом перемолвиться. Кроме шарикту. Но я не стал бы их рабом. Я отправился бы за Паучье болото, в земли племени шарикту, и убил бы Гилака. А сам стал бы их королем. Вот только… нравится мне этот Гилак, хоть он и очень… высокомерный, что ли? Не хотелось бы его убивать. Не нравится мне это. Но как иначе королем станешь? Знаешь, Ева, есть вещи, которые трудно выразить словами. Чтобы получить что-либо, приходится идти порой на все что угодно и даже поступать вопреки собственному желанию.
— Я не совсейм… не совсем поняла, что ти сказал, — отозвалась собеседница.
Тут Рас задал вопрос, приведший Еву в полное замешательство.
— Что? — покраснела она. — Почейму я не позволяйю тийбе делайть мийне… что?
— Ты не знаешь такого слова? Ладно. Почему ты не разрешаешь мне любить тебя?
Слезы хлынули из глаз Евы.
— Мой муш… муж умер только три нейдели назад. И я не люблю тебя, — выдавила она сквозь слезы.
По мнению Евы, это все объясняло и должно было удовлетворить юношу полностью. Но Рас так не считал. На его взгляд, такое объяснение критики не выдерживало. Он мог понять ее горе, он мог понять, как горе убивает желания. Но беда случилась целых три недели тому назад. Желания наверняка уже стали возвращаться. Она, слава Богу, осталась в живых, и как же еще можно это отпраздновать? Есть ли способ избавиться от призраков лучше? Рас и сам любил и Мирьям, и Юсуфу, и Вилиду, и чувствовал порою глубокое горе, и долго еще будет скорбеть о них — он был уверен в этом. Но между тем не забывал, что сам-то живой. Не отказалась же в конце концов Ева от пищи после гибели мужа!
Не то чтобы любить и есть совсем уж одно и то же. Но и то и другое необходимо живым, чтобы жить.
Оба они долго безмолвствовали, а если и нарушали изредка молчание, так только на темы, далекие от опасной. Когда солнце поднялось над скалами на две ладони, Ева воскликнула:
— Смотри, карликофый пекемот!
Сопя и фыркая, на берег из зарослей вывалилась массивная туша. Рас знал, что это бегемот, но Юсуфу никогда не называл его карликовым.
Джанхой с ворчанием приподнялся на лапах.