Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]
Шрифт:
На краю мертвой зоны Рас заметил бесформенную кучку, которая еще недавно была, похоже, обезьяной. От нее мало что оставалось — лишь по костям черепа, просвечивающим сквозь обугленные лохмотья плоти, Рас сумел определить, кому принадлежат останки. Рас ощутил дурноту. Могла ли Ева уцелеть в этом адском котле? И хотя она уверяла Раса, что Птицей управляют обычные люди, простые смертные, им все же было подвластно нечеловеческое оружие — божественное по своей мощи.
В результате упорных поисков Рас раскопал еще несколько кучек испепелившейся плоти, все ближе к краям выжженного пространства. Если Ева оказалась близко к центру, то от нее и костей не осталось.
Как только взошло солнце, Птица вернулась — совершить контрольный облет обработанной накануне территории. Рас укрылся в зарослях и не выходил, пока слышался ее рокот. Затем, медленно переставляя одеревеневшие ноги, вернулся к реке.
Плот исчез. На мгновение Раса охватила радостная уверенность, что это Ева, избежав чудом смерти, взяла плот. Но никаких следов на песке, кроме своих собственных, не нашел. Значит, просто плохо закрепил плот накануне, недостаточно вытащил его на отмель, и течение распорядилось им по своему усмотрению.
Угрюмо скорчившись, Рас долго сидел под сенью прибрежных зарослей. Даже в мрачной своей ярости он находил новые образы. Рас видел себя подобным солнцу на закате, склоняющемуся за горизонт. Ярость его пылала багровым диском; наступающий следом мрак был словно страх одиночества. Рас противился, но утопал в нем; вместе с ним тонули пестрые краски прежней беззаботной жизни. Вот розовая кайма вечерних облаков; вот бездонная синь потемневшего на востоке неба. Следом голубым крохотным облачком вспыхивает сердце; бледно-зеленая, местами желтая лента обрамляет кровоточащий диск. Если Рас утонет во мраке, он оборвет последние нити жизни. Все вокруг почернеет, как глаза шакала, как мысли голодного леопарда.
Смерть Евы Рантанен стала последней каплей, последним толчком, толкающим солнце его жизни в бездонную пропасть отчаяния.
Глава 12. Паучье болото
Рас не успел полюбить бледнолицую так, как любил Мирьям, Юсуфу или Вилиду. Чувство к ней только зарождалось, пусть и вопреки всем мучениям и обидам, которые Ева ему причинила.
Сейчас его ярость горела ровно, как нависшее над горизонтом, но все еще багровое солнце, и Рас не мог позволить ей кануть в никуда, умножая скорбь. Пусть садится на небе настоящее солнце; внутреннее солнце его не покинет. Рас жаждал мести. Первый на очереди Биджагу, следом — Игзайбер. Это он послал Птицу охотиться за Евой, он приговорил ее к смерти. Значит, надо разобраться с Биджагу побыстрее — этот должок требует непременной и безотлагательной оплаты, затем добраться до устья и прижать Игзайбера. А уж после всего забраться на башню — и Птица, и люди, что были в ней, обречены.
Багровый шар над горизонтом его сознания — Рас видел его как бы воочию — набухал и разгорался. Краски внутреннего небосвода стали ярче — воображаемое солнце покатилось вспять, с запада на восток, выворачивая ночь наизнанку, сбрасывая ее, точно змеиную кожу. Такое могло случиться только во внутреннем, воображаемом мире — реальное солнце всегда неумолимо скатывалось за горизонт.
Юноша вернулся на берег. По крайней мере, он не оставил на плоту свою сумку и два топора вонсу; вынув их из-под кустов, куда ранее зашвырнул в спешке, Рас занялся делом. Срубая деревца подходящего размера, зачищая их от веток и снося к берегу, он возился почти целый день до вечера. Связав затем шесты лианами, отправился за пропитанием. Охота, разведение костра и приготовление ужина — Рас испек подстреленного попугая — отняли еще час; стало смеркаться. Отплывать было уже поздновато.
Но через полчаса Рас понял, что до утра на месте не выдержит, и оттолкнул новый плот от берега. Река бережно приняла его в свои объятия и понесла, плавно покачивая. Берега сблизились, течение усилилось — плот увеличил теперь скорость. Внезапно берега, столь долго соседствовавшие, раздались, разошлись в стороны — реки больше не было. Болото, Паучье болото расстилалось перед Расом. Шест, которым юноша толкал плот, на глубине всего нескольких футов увязал в иле — чтобы не потерять его, приходилось соблюдать осторожность.
Солнце уже скрылось за верхушками гор. Небо в просветах листвы еще голубело, но под ветвями сгущался мрак. Точно хвосты бесчисленных змей, повсюду свисали, тянулись к воде лианы. Гроздья огромных мясистых кувшинок неохотно расступались перед плотом. Необыкновенно большие насекомые, едва не задевая щеки крыльями, злобно жужжали вокруг Раса с недвусмысленными намерениями.
Вода, плеснув, омыла палубу и на миг обогрела ноги. Нечто тонкое и длинное шлепнулось Расу на лицо; не успев разобрать что, он смахнул это в сторону. Подняв взгляд, увидел огромного, с голову человека, паука, озабоченно спешащего вверх по паутине. Он показался совсем черным в наступивших сумерках, хотя по предыдущему своему путешествию Рас помнил пауков пурпурными с желтой полосой поперек туловища и четырьмя парами кроваво-малиновых фасеточных глаз.
Вонсу говорили, что укус обведенных желтой полосой челюстей заставляет душу человека исходить в крике до самого конца агонии. И хотя Рас не был вполне уверен в правдивости россказней вонсу, проверять лживость этой байки на себе отчего-то не захотелось. Пауки действительно выглядели зловеще и наверняка могли быть ядовитыми.
Что-то плеснуло серебром рядом с палубой. Рас ахнул с размаху шестом в темноту — и угодил во что-то неподатливое; что-то затрепыхалось в воде. У Раса заныла вдруг старая рана на ноге, след давнего укуса гадюки; он поспешил увести плот подальше.
А через несколько мгновений по его плечу скользнуло нечто твердое и холодное. Вскрикнув, Рас бросился плашмя на палубу. Плот тихо скользил сам по себе, пока юноша, слегка подрагивая, лежал лицом вниз. Но ничего не произошло. Взяв себя в руки, Рас снова заработал шестом. Теперь уже он стоял на коленях и внимательно поглядывал по сторонам. Рас, должно быть, совершенно поседел от паутины, стряхивать которую было нетрудно, но бесполезно — так много ее висело кругом. В очередной раз пальцы наткнулись в волосах на иссохшую мумию большой бабочки. Рас смахнул трупик в воду; медленно кружась, бабочка поплыла прочь.
Ночи стояли еще теплые, но юношу покалывал озноб — словно водяные жуки, выскочившие из холодных, как ледниковый ручей, глубин, карабкались по его коже. Чувство было таким реальным, что Рас, не сумев удержать себя в руках, шлепнул ладонью по плечу. Это казалось похуже леопардов в джунглях. И, в отличие от джунглей, никакой красоты. Одни лишь змеи и пауки, закутавшись в покровы ночи и сочась смертельным ядом, терпеливо поджидали во влажной тишине. Мрачные арки, нарисованные взбудораженным воображением из нависших над водой ветвей и искривленных стволов по бокам, одна за другой вставали впереди — вратами, ведущими к смерти. Паутина хватала Раса своими хрупкими, но настойчивыми лапками. Он уже весь был покрыт ею — закутан сверху донизу, как большая, приготовленная для паучьей трапезы куколка. Даже на шесте вырос набалдашник из клейкого паучьего пуха, и шест представлялся теперь духом, длинным духом окоченевшей змеи. Рас тряхнул головой и запретил себе думать о змеях.