Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]
Шрифт:
Ладонь Раса продолжала отбивать ритм: бум! ду-ду-бум! ду-ду-бум!
Когда он смолк, снова установилось молчание. Берега реки, то сближаясь, то расходясь, но виляя постоянно, продолжали уплывать назад. Причудливо изукрашенный зимородок, точно восклицательный знак некоего говорящего крыльями птиц божества, спикировал к воде за добычей.
Наконец Ева нерешительно вымолвила:
— Это твои стихи? Ты их сам сочинил?
— Только что, — кивнул Рас. — Обычно я сочиняю на амхарском языке, я ведь лучше всего говорю по-амхарски. А сейчас пришлось на английском. Мне нужен слушатель, умеющий слышать сердцем.
Две скупые слезы скатились по щекам юноши. Он смущенно глянул на Еву — та тоже плакала.
— Ты горюешь о своем муже? — спросил Рас.
— И о себе тоже, — отозвалась женщина. — Я не знаю, как мне выбраться из этой западни. Как я успела заметить сверху, пролетая на самолете, река теряется в горах и, должно быть, выбирается из них лишь через очень, очень много миль.
— Я что-то не совсем уловил, — сказал Рас. — Объясни.
Юноша внимательно слушал, время от времени перебивая Еву вопросами. Ему даже после объяснений не очень-то во все услышанное верилось.
— Если бы я родилась и выросла в этой долине, — рассуждала Ева, — и всегда считала, что мир ограничен ею, а небо — голубой каменный купол над миром, и Бог живет на его краю возле устья реки, и все остальное в том же духе… Ладно, тут я тебя понимаю. А вот ты, сам-то ты как здесь оказался? Что тебя сюда занесло? Встретив тебя, я была весьма поражена. Впрочем, сперва меня повергло в шок нападение на нас вертолета.
— Птица Бога всего лишь… машина?! Летающее каноэ? А ты и не ангел, и не демон?
— Ты мне не веришь, — вздохнула Ева. — Что ж, я и сама не слишком поверила бы тому, кто объявил бы мою Вселенную химерой, иллюзией, декорацией из папье-маше.
— Вселенная? Иллюзия? Декорация? — Растолковать Расу эти слова оказалось весьма непростой задачей.
— Эти птицы… вертолеты… Ты их видела? Мне хотелось бы забраться в их гнездо, посмотреть, что и как. Но про Игзайбера Мирьям говорила, что тот живет на краю мира, в конце реки…
Рас запнулся. Если даже малая часть из рассказанного Евой — правда, то словам Мирьям вообще доверять нельзя.
Ева заинтересовалась Игзайбером. Ответив, Рас, в свою очередь, спросил:
— А пролетая над горами, ты разве Его не увидела?
Ева отрицательно покачала головой:
— Нет. Никто и никогда не видел Бога.
— Но Он мой отец, — сказал Рас.
— От кого ты услышал такое? — спросила Ева.
— От матери. Уж она-то должна знать.
— Прямо ума не приложу, с чего начать твое образование, — вздохнула Ева. — Ты настоящий уникум, феномен. Уверяю, тебя всю жизнь чудовищно обманывали. И полагаю, что бумаги — те, что ты называл письмами Бога, — из книги, которую пишет этот… эта личность. Он описывает в ней свой… как бы это поточнее?.. эксперимент? Проект?
— Роект?
— Про-ект, — раздельно по слогам произнесла Ева. Но это не помогло Расу понять значение слова.
И опять Еве пришлось пускаться в бесконечные объяснения — настоящий лабиринт, где одно слово цепляет и влечет за собой несколько других, тоже непонятных.
Ева поведала юноше кое-что и о себе самой. Она была родом из Суоми, или, по-английски, Финляндии. Родилась в городе Хельсинки, где и провела большую часть жизни. Мать ее, шведка по происхождению, исповедовала лютеранство. Отец вел свой род из еврейской семьи, покинувшей Германию два столетия тому назад. Дедушка по отцу был последователем Сведенборга, но сам отец, как и она, остался атеистом. В Швеции, в Стокгольмском университете, Ева защитила диссертацию на степень доктора антропологии.
Битый час отняло толкование новых выражений. Рас добивался понимания каждого незнакомого слова, и объяснения заводили порою довольно далеко. Солнце, вспыхнув напоследок, уже кануло за горизонт, когда они вспомнили о ночлеге. Пристав к берегу, нашли местечко, где нависающая скала укрывала бы сзади. Спереди же развели костер. Рас подстрелил обезьянку и как можно лучше прожарил. Он не забыл реакцию Евы на сырое мясо. А она между тем поинтересовалась, не опасно ли оставлять костер горящим. А вдруг этот Биджагу болтается где-нибудь по соседству?
Рас усомнился в этом. Биджагу, до смерти напуганный Птицей Бога, прилетавшей Расу на выручку, должен был теперь держаться подальше и от Птицы, и от Раса. Кроме того, вонсу вообще ночью не покидали своих укрытий — кроме как в самых экстренных случаях.
— Значит, антрополог — это ученый, который изучает людей? — уточнил Рас. — Я тоже должен стать антропологом. Я уже изучал людей — сначала моих родителей, затем вонсу, потом еще Гилака, короля шарикту.
— Ты занимался этим без научного подхода, бессистемно, — улыбнулась Ева. — Хотя, как сказать, твоя методика имеет свои преимущества — ты, пожалуй, мог бы описать жизнь вонсу куда глубже иного, да что там иного — любого антрополога.
Она вернулась к собственной биографии. Годы мировой войны, когда в Финляндию вошли войска Германии — вошли с целью помочь в борьбе с Россией, — Ева провела в Швеции. Ее отец, хотя финны и не заразились антисемитизмом поголовно и не позволили немцам осуществлять геноцид, все-таки отправил ее вместе с матерью в нейтральную Швецию. Сам же погиб, сражаясь на немецкой стороне.
В этом Ева усмотрела иронию судьбы — термин, который тоже пришлось истолковывать. Отец любил свою маленькую родину, и русских захватчиков ненавидел даже больше, чем фашистов. А также знал, что, невзирая на официально провозглашенный интернационализм, многие русские — жуткие антисемиты.
Глава 11. Сближение
От обилия новых слов и их истолкований у Раса голова распухла; ощущение, которое он испытывал, было чем-то сродни переполоху в термитнике, атакованном изголодавшимся муравьедом. Мысли беспорядочно скакали, сшибая друг друга, и бешено колотились изнутри в черепную коробку.
Ева заметила, что с ним не все ладно.
— Ты злишься? — спросила она. — Но на что?
— Не знаю, — вздохнул Рас. — То, что ты мне рассказываешь, почему-то раздражает. Чувствую себя так, словно кто-то с ножом пытается на меня напасть. Или что-то отнять.