Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство

Дергунов Сергей

– Нет, конечно. Но за оскорбление высокопоставленного лица…

– Карл, перечитай письмо еще раз и найди в нем хоть слово оскорбления.

– Слова, может, и нет, зато какой тон!

– Прости, Карл, но тебя взбесил не тон, а отказ.

– Не отказ, а издевательская форма отказа.

– По мне, так она не очень-то и издевательская, – с улыбкой заключил граф, вспомнив, как его повеселила эта ситуация.

Появление молодого человека в сопровождении солдат вызвало неимоверное удивление у сидящих за шахматным столом господ. Они рассчитывали увидеть

старого прожженного еврея с седыми волосами, а перед ними стоял юноша, ровесник графа, одетый по моде городских буржуа.

– Вы Майер Ротшильд? – с интересом спросил генерал.

– Да, ваше превосходительство.

– И вы прислали мне столь наглое письмо?

– Простите, ваше превосходительство, если мой неумелый стиль доставил вам хоть малейшее неудовольствие. Мной руководило лишь желание отказать вам в наиболее мягкой форме.

– Ха-ха-ха, как он тебя. Карл? – присоединился к диалогу принц, – ты еще настаиваешь на своем предложении?

– Ни на чем я не настаиваю, – буркнул генерал.

– Вы хотели предложить мне свою коллекцию, господин…?

– Ротшильд. Да, ваше высочество.

– И где же она?

– Она со мной, ваше высочество.

– Надеюсь, вы нам ее покажете?

– Да, ваше высочество, только мне придется немного раздеться.

Майер начал расстегивать пуговицы, но принц это занятие прервал:

– А вы не могли бы достать ваши монеты за дверью?

– Конечно, ваше высочество.

Когда Майер вышел, принц продолжил потешаться над плохим настроением своего друга.

– Не расстраивайся, Карл. Давай накажем его за то, что он попытался раздеться в присутствии высокопоставленных особ?

– Тебе смешно? А мне нет! Скажи, откуда у такого сосунка взялись эти монеты?

– Сейчас узнаем – настроение принцу мгновенно испортило слово «сосунок». Уж не считает, в таком случае, генерал и его сосунком?

Но появление в зале молодого еврея не позволило искре обиды превратиться в пламя.

По тому, как Ротшильд открыл дверь, граф определил в нем уверенного человека. Он не приоткрыл дверь, чтобы протиснуться в щелочку. Он открыл ее ровно настолько, чтобы прямо пройти сквозь проем. У уверенных в себе людей так получается само собой. Им даже не нужно упражняться.

Майер подошел к столу, держа в руках нечто, напоминающее пояс. Из кармашков, скрытых в поясе, он вынул одну за другой восемь монет и выложил их на стол. Завершив процедуру, он сделал шаг назад, предоставляя полюбоваться сокровищем.

Граф Ганау подошел к столу, генерал изобразил безразличие и остался на месте.

– Это действительно флорин Эдуарда Третьего, – задумчиво проговорил принц.

Остальные монеты он даже рассматривать не стал: они все вместе не стоят этой одной. Насколько он знал, последний раз такая монета выходила в свет лет десять назад. Тогда она была продана за двадцать пять тысяч талеров. Если этот Ротшильд предложит купить ее за пять тысяч, даже торговаться нет смысла.

– Сколько вы хотите за свою коллекцию, господин Ротшильд?

Майер даже вздрогнул от неожиданности.

Именно эту фразу слово в слово он неоднократно представлял произнесенной устами принца. Именно на нее у него было заготовлено несколько ответов. Но сейчас он с ужасом понял, что все заготовки вылетели из головы.

– Я не… если бы я мог служить вашему высочеству, то для меня большая честь не брать с вас платы…

– Ты хочешь отдать мне свою коллекцию даром? – вырвалось у графа.

Мысли Майера закрутились в бешеной пляске. Если он сейчас начнет ставить условия, то все испортит. Граф ждет ясного ответа. И он его получит.

– Да, ваше высочество. Взамен я только прошу соизволения вывесить на своем доме табличку: «Поставщик двора его высочества принца Гессена, графа Ганау».

– На это вы получаете мое высочайшее соизволение, – торжественно провозгласил принц, – не смею вас больше задерживать.

Граф не мог дождаться, когда Ротшильд покинет зал. Как только двери за неудачливым нумизматом закрылись, Вильгельм захохотал.

– Это самый удачный день в моей жизни, Карл, – сквозь смех и слезы говорил граф. – Ну, кто сказал, что евреи хитрые и алчные? Они же бескорыстные, Карл. Коллекцию, которая стоит тридцать тысяч талеров, он отдал за возможность повесить на своем доме какую-то табличку.

И граф вновь заливисто засмеялся.

– Не понимаю, я твоего веселья, Вилли, – позволив вволю насмеяться другу, заговорил генерал, – разве ты не видишь, что он появился неспроста. Откуда у него эта коллекция? Ты так и не спросил.

– Какая теперь разница, Карл? Коллекция у меня! И без всяких обязательств перед ее прежним обладателем. Ты можешь себе представить более страшное наказание для еврея, чем осознание, что его провели? Я – нет. Думаю, ты отмщен.

Майер расслышал хохот принца, покидая приемную. Он никого не винил. Только себя. Ну, как же так! Он с таким трудом добился аудиенции, вывел принца на нужный вопрос, а когда осталось произнести заготовленный ответ, оконфузился.

Что ж, переживай, не переживай, а дело не ждет. Майер заказал табличку с надписью: «Поставщик двора его высочества принца Гессена, графа Ганау, Майер Ротшильд». Когда табличку изготовили, он повесил ее на стене дома и …открыл меняльную лавку. Табличка сыграла свою роль. Путешественники, меняющие свои монеты на местные, относились к ней с большим доверием. Дело молодого Ротшильда начало приносить небольшой доход. Но не об этом мечтал Майер.

Для многих людей мечта – это только приятные грезы. Но не для Ротшильда. Он привык действовать. Из своих многочисленных племянников он создал настоящую шпионскую сеть. Они целыми днями крутились в гетто между придворными евреями, а вечером пересказывали своему дяде все, что услышали. Иногда, среди всякой шелухи, попадались и ценные сведения. Их Майер записывал и тщательно анализировал. Материалы накапливались, и вскоре Ротшильд оказался в курсе дел графа Ганау больше, чем он сам. Теперь воплощение мечты – стать «придворным фактором» – лишь дело времени.