Властители античных морей
Шрифт:
Охрану торговли берет теперь на себя город Родос, построенный во время греко-спартанской войны Гипподамом, только что закончившим реконструкцию Пирея. "Город родосцев, - пишет Страбон, - лежит на восточной оконечности острова Родос; в отношении гаваней, дорог и стен и прочих сооружений он настолько выгодно отличается от прочих городов, что я не могу назвать другого приблизительно равного или тем более несколько лучше его. Удивительно также основанное на законах благоустройство города родосцев и то заботливое внимание, которое они уделяют... флоту, благодаря которому они долгое время господствовали на море, уничтожили пиратство и стали друзьями римлян и всех царей, приверженцев римлян и греков. Вследствие этого Родос не только оставался независимым, но даже украсился множеством посвятительных даров... (...) у города нет недостатка в полезных людях, в особенности для пополнения флота. Что касается якорных стоянок, то некоторые из них были скрыты и вообще недоступны
– А. С.), изготовлению военных орудий и складов оружия и прочего, служит предметом особой заботы и даже в большей степени, чем где бы то ни было" (33, С652-653). Свои карийские владения Родос превратил в цепь неприступных крепостей, а на противолежащем малоазийском берегу, в Лориме, создал сильную военную гавань, где "в надежном укрытии помещались и арсеналы, и кораблестроительные доки родосцев" (82а, с. 14).
Родос вел обширную посредническую торговлю и был одной из самых крупных перевалочных баз для товаров, развозившихся во всех направлениях. Его двухпроцентная пошлина на ввоз и вывоз зерна, оливкового масла и других товаров давала ежегодную прибыль около миллиона драхм. Установленная им монополия на собственное вино заставляла родосских корабельщиков искать все новые и новые рынки сбыта, и они доходили до Крыма на севере и Испании на западе. Афинские банкиры и финикийские купцы были частыми гостями на его площадях, на его рынках пурпур тирских тканей отражался в сидонском стекле, золото египетской и крымской пшеницы затмевало груды золота на столах менял, а индийский жемчуг соперничал красотой с изделиями из слоновой кости. Здесь можно было купить и продать все, что только способен был измыслить самый изощренный ум.
Родосу было что охранять. И было от кого.
В 362-361 гг. до н. э. эскадра мессенца Александра из Фер опустошила Киклады, захватила остров Пепареф в Северных Спорадах и ворвалась в Пирей, где добычей пиратов стали столы с грудами золота и серебра, брошенные бежавшими в панике менялами. Другой пират, Сострат, примерно в это же время захватил принадлежавший афинянам Галоннес. Остров отбил Филипп II Македонский (а заодно и Пепареф) и, не зная, что с ним делать, предложил афинянам в подарок, дабы заручиться их расположением. В Афинском народном собрании начинается затянувшаяся полемика, следует ли принимать Галоннес как дар или же требовать его как свою собственность. Раздраженный Филипп пишет афинянам: "Значит, если вы утверждаете, что сами передали его Сострату, то этим самым признаете, что посылаете туда разбойников; если же он владел им без вашего разрешения, тогда что же ужасного для вас в том, что я отнял этот остров у него и сделал это место безопасным для проезжающих?" (47, XII). Дело кончилось тем, сообщает Страбон, что, "когда Филипп, став могущественным, увидел, что афиняне господствуют на море и владеют островами как этими, так и прочими, он сделал острова, лежащие поблизости от него, наиболее славными; ибо, ведя войну за гегемонию, он нападал всегда на близкие к нему местности..." (33, С437).
Филипп сумел создать не очень большой (160 триер), но достаточно хорошо оснащенный флот, базировавшийся в Амфиполе, однако и ему было не под силу обуздать пиратскую вольницу. Вскоре этот флот почти весь погиб в битве у Бизантия, где ему противостояли объединенные морские силы Афин (построивших новый флот из 350 триер при попустительстве Филиппа), Родоса и Хиоса. Тем не менее после разгрома Греции Филипп созвал в Коринфе в 337 г. до н. э. общегреческий конгресс, и на нем в числе других важнейших политических вопросов было рассмотрено и декларировано предложение о свободе мореплавания и повсеместной борьбе с пиратством, ставшее законом.
Закон этот остался на бумаге. Походы сына Филиппа - Александра, его долгое отсутствие, безраздельная власть алчных наместников и командиров гарнизонов во всех областях и городах необъятной державы, борьба партий все это катализировало процесс распространения пиратской угрозы. Сам Александр не в силах был справиться с ней и даже отправлял послов в Рим с жалобой на бесчинства пиратов Анция в Эгейском море. Его навархи Амфотер и Гегелох оказались бессильными что-либо сделать. Амфотеру не помогли даже специальные полномочия, полученные им в 331 г. до н. э. Еще быстрее пошел этот процесс двумя годами позже - после неожиданной смерти Александра в Вавилоне и распада его империи. Борьба за власть между его крупнейшими военачальниками - диадохами, переросшая в гражданскую войну, стала питательной средой, в которой с непостижимой быстротой распространялся смертоносный вирус пиратства. Даже мирные морские торговцы по необходимости поправляли свои дела разбоем. До сих пор, например, не ясно, кем был Главкет, захваченный в 315 г. до н. э. афинянином Тимохаресом (51б, No 409): в тексте нет слова "пират", но ясно, что Главкет нарушал безопасность мореплавания.
В конце концов империя была поделена. С 311
* * *
В 332-331 гг. до н. э., еще при жизни Александра, в юго-восточной части Средиземноморья произошло событие, надолго предопределившее судьбы всех, кто кормился морем: в устье Нила была основана Александрия. Город строился по единому плану, разработанному Динохаром, взявшим за основу систему Гипподама. Александрия была задумана как морская крепость, способная содержать флот, достаточный для того, чтобы обеспечить городу не только безопасность, но и господство на море.
Большой флот требовал хорошей гавани - морской и речной. Динохар вместе с Александром разработал ее проект, но завершено строительство было при Птолемее II. Динохар задумал соединить дамбой Фарос с берегом и укрепить всю эту часть города. В городе дамба, примыкая к природной бухте в районе Брухейона, образовывала отличную стоянку для кораблей, а сильно укрепленный остров превращался в мощный форпост на случай внезапного нападения. Эта дамба не касалась суши, с берегами материка и острова ее соединяли мосты, парящие высоко в небе на мраморных колоннах. Под ними могли проходить любые судна. Западнее и восточнее были также сооружены дамбы, параллельные главной. Примыкая к материку, они образовывали две гавани: искусственную Эвност, связанную каналом с внутренним Мареотидским озером, и естественную Большую с частным портом Птолемея. Узкие проходы между их оконечностями и Фаросом в случае опасности перекрывались массивными цепями. "Те корабли, которые по неосторожности или от бурь меняли свой курс и попадали сюда, делались добычей жителей Фароса, которые грабили их точно пираты, - пишет Цезарь и добавляет: - Но против воли тех, кто занимает Фарос, ни один корабль не может войти в гавань вследствие узости прохода" (37б, III, 112). За Эвностом, в глубине материка, располагалась военная (тоже искусственная) гавань с верфями - Кибот. Очень может быть, что идею этого проекта Динохар заимствовал у сицилийцев: точно такая же дамба еще в VI в. до н. э. соединяла побережье Сиракуз с близлежащим островом Ортигия, но нельзя исключать и того, что образцом послужил Милет с его островом Ладой, тем более что строителем милетской гавани был Гипподам.
В восточной части Фароса, на скале, была воздвигнута крепость, ее 120-метровая башня служила маяком. Первый ярус башни был сложен из шлифованного известняка, длина стороны квадратного основания составляла 30,5 м. В этом ярусе постоянно находилась охрана и размещались запасы продовольствия и цистерны с питьевой водой на случай осады. Винтовая внутренняя лестница, вела в 8-гранный второй ярус, посвященный восьми ветрам. Ярус был облицован мрамором, а на его углах стояли скульптуры. Много выдумки вложили александрийские инженеры в эти статуи: одна из них отбивала часы суток (куранты), другая подавала сигналы при появлении вражеских кораблей, третья (вращающаяся) всегда указывала рукой на солнце. Над этим ярусом возвышался еще один, окруженный гранитными колоннами, фонарь-купол, увенчанный 7-метровой позолоченной статуей Посейдона с лицом Александра. Сложная система зеркал обеспечивала видимость света маяка на расстоянии до 40 км. Она же позволяла и обнаруживать корабли "за пределами поля зрения человеческого глаза" (102, с. 278-279).
Александрия не сразу превратилась в главный порт Средиземного моря: создание описанных сооружений и флота требовало времени и средств. Но в борьбу за море она включилась с первых дней своего существования. Первые ее шаги в этом направлении облегчались наличием македонской талассократии. После смерти Александра, когда диадохи занимались дворцовыми интригами и вербовкой армий, Птолемей продолжал наращивать морские силы: он понимал судьба морской державы должна решаться на море. Его правота стала очевидной несколько лет спустя, когда первенство на море оспаривали Афины и Македония. Но дебют Александрии на морской арене оказался неудачным: Птолемей неверно оценил соотношение сил и явно преждевременно заявил о своих притязаниях.
К этому времени афинский флот насчитывал до 240 боевых кораблей тетрер и триер - и был равен македонскому, построенному на верфях Финикии по сицилийскому образцу. Равновесие сил подталкивало на поиски союзников. Ими могли быть только пираты: государи во все времена не гнушались их услугами, когда под ними начинали тлеть троны. В 306 г. до н. э. Антигониды восстановили пошатнувшееся было македонское господство на море: Деметрий I в битве у кипрского города Саламина разгромил флот будущего властителя Египта и захватил ряд стратегических гаваней в Греции, Малой Азии и Финикии. В этой битве мерились силами 360 или 370 кораблей. Год спустя Деметрий, сделав ставку на пиратов, безуспешно попытался взять штурмом союзный Египту Родос (за это он получил прозвище Полиоркет - "Осаждающий города"), и с этого времени его стали преследовать неудачи.