Властители античных морей

Снисаренко Александр Борисович

Пиратство осуждалось и преследовалось. Пиратство регламентировалось и охранялось законами. Выше уже упоминался закон Солона, уравнивавший в правах моряка, торговца и пирата. Грабить соседей или совершать пиратские рейды не считалось дурным тоном и позднее. За столетие до Солона "аттический закон считал не подлежащим наказанию убийство путешественника в пути", а столетие спустя после него "Халейон и Эантея, два маленьких города, расположенные близ Дельф, заключают договор, в силу которого граждане каждого из городов обязуются не грабить граждан другого города на своей территории и в своей гавани, но здесь ничего не говорится о запрещении грабить в открытом море" (87, с. 774). Важнейшими статьями международных договоров, замечает С. Я. Лурье, были правила раздела добычи после совместных набегов, служивших одновременно средствами обогащения, превентивными мерами против таких же набегов на собственные земли и стимулами развития торговых отношений (87,

с. 130). При заключении торгового фрахта его участники не забывали упомянуть в договоре о возможных убытках вследствие захвата груза пиратами и выплаты денег пиратам в качестве откупа. Только эти убытки да еще выбрасывание груза за борт в случае аварии не требовали возмещения (47, XXXV). Пираты были таким же неизбежным и неустранимым злом, как рифы, противные ветры или коварные течения. Но если ветер можно переждать, а течение преодолеть, то нападение пирата всегда непредсказуемо. И эта возможность постоянно учитывалась и даже планировалась.

Так продолжалось от "золотого века" Писистрата до "золотого века" Перикла (444-429 гг. до н. э.), когда купцы получили передышку. Метод Перикла был остроумен и прост. Ежегодно в море высылались 60 триер, и на них в течение восьми месяцев проходили обучение афинские граждане. Этим преследовались сразу три цели: в Афинах не стало недостатка в обученных моряках, "праздная чернь" (выражение Плутарха) получала средства к существованию, а пираты гораздо реже осмеливались появляться в афинских водах.

Чуть позднее афинскому флоту удалось загнать морские шайки в их убежища и стать полновластным хозяином моря.

"Море принадлежит вам на всем своем протяжении, - говорил Перикл афинянам, намекая на собственные заслуги, - и не только там, куда простирается в настоящее время ваша власть, но одинаково повсюду, в какую сторону вы только ни захотели бы ее распространить. Нет на свете народа, нет такого могущественного царя, который оказался бы в силах остановить торжествующий бег ваших кораблей" (35, II, 62). Возглавляемый Афинами Морской союз насчитывал 200 государств. Афины, Делос, Крит, Хиос, Бизантий сделались крупнейшими международными рынками рабов, и лидером среди них был Хиос, разжиревший на посреднической торговле с Востоком и первый пустивший в оборот рабов из варварских стран; его олигархи имели их больше, чем кто бы то ни было в греческом мире. Добывать рабов-неварваров стало труднее, ибо был принят закон, карающий смертью уличенных андраподистов. В Пирей и Фалерон хлынули и потоки иноземных товаров. Подсчитано, что один только пирейский "большой порт обеспечивал место для одновременной стоянки 372 судов. Его строительство стоило 100 талантов, или 6 млн. драхм, что равнозначно 26 т серебра" (86, с. 93). Афины стали монополистом в торговле хлебом, доставляемым с Понта, Эвбеи, Родоса и из Египта. Все корабли с зерном должны были швартоваться в Пирее, и лишь когда афиняне решали, что сами они хлебом обеспечены, кормчим разрешалось увозить остатки груза куда они пожелают. Все важнейшие торговые пути в пределах Эгейского моря жестко контролировались афинским флотом, насчитывавшим ко времени Пелопоннесской войны 300 триер, тогда как, например, Коркира имела их 120, Хиос - 60, Мегара - 40.

Начало морскому могуществу Афин положил афинский полководец Фемистокл, убедивший сограждан во время войны с персами уделить первоочередное внимание флоту, причем не пентеконтерам, а гораздо более совершенным триерам. "Деревянные стены" (борта кораблей) должны были спасти Афины и сделать их властителем морей.

Раньше Аттика разделялась на 48 навкрарий (округов), обязанных постоянно содержать в боевой готовности по одному кораблю. При Фемистокле флот создавался централизованно: забота о нем была возложена на высший правительственный орган Афин - Совет Пятисот. Аристотель сообщает, что "Совет следит и за построенными триерами, за оснасткой их и за корабельными парками (эллинги, где хранились вытащенные из воды корабли.
– А. С.), строит новые триеры или тетреры в зависимости от того, какой из этих двух видов решит построить народ, дает им оснастку и строит парки. А строителей для кораблей выбирает народ поднятием рук. Если Совет не передаст этого в готовом виде новому составу Совета, он не может получить полагающуюся награду (золотой венок.
– А. С.), так как ее получают при следующем составе Совета. Для постройки триеры он избирает из своей среды десять человек в качестве строителей триер" (6а, II, 46). Народ решил и кому быть флотоводцем: так, в 441 г. до н. э. он оказался благосклонен к... философу Мелиссу, возглавившему флот восставшего Самоса и разбившему афинскую эскадру, которой командовал... поэт Софокл! Строители кораблей, избиравшиеся из богатых граждан, назывались триерархами, их миссия триерархия - заключалась в том, чтобы корабль мог в любой момент выйти в море. Как они будут это выполнять - никого не интересовало. Вся оснастка, ремонт и другие работы делались за их счет, это считалось очень

почетным, хотя любой гражданин, как правило, стремился уклониться от этой чести. Со времени Фемистокла каждый состав Совета оставлял после себя 20 новых кораблей.

Неисторику мало что говорит слово "триера". Но оно много говорило древнему греку. Для него существовали афинские триеры и коринфские, карфагенские и финикийские, самосские и милетские. Все они различались конструкцией и боевыми качествами. Поэтому строительство боевых кораблей засекречивалось, и их конструктивные особенности тщательно оберегались от чужого глаза. Все помнили мудрый пример коринфян, не допустивших на свои верфи даже союзников, а выславших к ним Аминокла, и едва ли стоит сомневаться в том, что он не допускал на место строительства никакие комиссии, а вручал уже готовый товар, подобно тому как художник сдергивает занавес лишь с готовой картины. Так поступали все, и афиняне не были исключением: их верфи охранялись 500 стражниками, а причалы с кораблями прикрывались навесами. Зимой корабли хранились в закрытых ангарах, доступ в которые имел ограниченный круг лиц.

Результат дальновидной политики Фемистокла не замедлил сказаться. По свидетельству Геродота, возможно преувеличенному, флоту персов, насчитывавшему 1207 триер и до 3000 "30-весельных, 50-весельных кораблей, легких судов и длинных грузовых судов для перевозки лошадей" (10, VII, 89, 97), противостояли 271 триера и 9 пентеконтер Афин и их союзников. Победили греки - благодаря своей хорошей выучке и таланту флотоводца. Персы получили наглядный урок морской стратегии: множество их кораблей погибло во время бури по неопытности кормчих, а в сражении при Саламине в 449 г. до н. э. большую панику создали финикийцы - отличные моряки, чьим ремеслом, однако, была торговля, но не военное дело. Так Афины стали первостепенной морской державой.

Они перестали ею быть в 414 г. до н. э., когда потеряли под Сиракузами 215 своих триер. Афинские торговые суда оказались прикованными к своим гаваням: на западе их перехватывали Коринфские триеры (Коринф имел 90 триер в метрополии и 38 - в колониях, это были корабли экстра-класса), на востоке - спартанские. От Афин отпали Эвбея и Фасос, спартанцы заняли черноморские проливы и укрепились в Бизантии и Калхедонс. Однако требование Спарты официально отказаться от власти над морем афиняне отклонили. Они еще на что-то надеялись...

Надежды их рухнули в 405 г. до н. э., когда у Геллеспонта спаслись бегством лишь 9 афинских триер из 180. Спартанцы воспользовались общей традицией вытаскивать корабли на берег, подстерегли момент, когда афиняне ушли в ближайшие селения за продовольствием (об этом дали знать разведчики, просигналив повернутыми к солнцу щитами), и захватили афинский флот, не потеряв ни одного человека. Девятью спасшимися триерами командовал талантливый флотоводец Конон, спасением он был обязан выучке команд и дисциплине. В этой "битве" с обеих сторон участвовали пираты, и, возможно, их беспечности афиняне обязаны своим поражением не меньше, чем спартанцы своей победой. Весть об этой "выдающейся победе" принес в Спарту милетский пират Теопомп, посланный спартанским полководцем Лисандром. Афинский флотоводец Филокл и 4 тыс. пленников были казнены, и трупы их были оставлены без погребения в знак величайшего презрения. Отныне афинянам разрешалось иметь только 12 кораблей для береговой обороны.

После окончания войн морской разбой вспыхивает с новой силой: на большие дороги моря выходят не только оказавшиеся не у дел пираты, но и оказавшиеся без работы моряки государственных флотов. Все они словно стремятся наверстать упущенное. "Хуже всего, - пишет Кэри, - было усиление опасности пиратства для приморского населения. Между афинской талассократией IV в. и родосской талассократией II в. ни один из эллинистических правителей не принял достаточных мер к защите морей - на самом деле многие эллинистические цари были в сговоре с пиратами; и ряды морских разбойников постоянно пополнялись за счет вливания наемных экипажей" (110, с. 242).

Ученик Сократа Алкивиад, по свидетельству судебного оратора Лисия, "проиграл в кости все, что у него было, и, избрав себе опорным пунктом Белый берег, топил в море своих друзей (сограждан.
– А. С.)" (18, XIV, 27). Грабежом занимались в Херсонесе Фракийском афиняне, посланные туда во главе с Диопифом для наведения порядка (47, VIII). Этим же промыслом злоупотреблял по соседству спартанский эфор{*8} Анталкид. "То корабли наши в Понте погибли, то они захвачены спартанцами при выходе из Геллеспонта, то гавани находятся в блокаде..." - жалуется Лисий (18, XXII, 14). Военные конвои, снаряжаемые на деньги торгово-морских воротил, отчаянно боровшихся за свои прибыли, мало помогали: слишком многочисленны были пиратские флотилии. Кроме того, во всех государствах процветал закон, разрешающий налагать арест на груз или корабль купца, с чьим государством нельзя было договориться иным путем. Покидая гостеприимную гавань на пути в Понт, на обратном пути купец рисковал лишиться всего в этой же самой гавани.