Властители античных морей
Шрифт:
Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть
Вечно должны: моему приношением праху да будет
Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!
О, приди же, восстань из праха нашего мститель,
Чтобы огнем и мечом теснить поселенцев дарданских
Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.
Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море
Морю и меч - мечу: пусть и внуки мира не знают!
Оглянувшись в сторону африканского берега, Эней видит Карфаген в огне - это погребальный костер Дидоны, заколовшейся мечом, чтобы ее проклятие имело полную силу. (Во время Пунических войн римляне всегда ссылались на то, что царица Карфагена первая объявила им войну, да еще вечную. Должны же они защищать свою свободу! Римляне защитили ее. Как и Эней, они увидели Карфаген в огне. Видом пылающего города, увезенным их прародителем в своем сердце из Трои и воскрешенным в его
Вернувшись в Италию (по римской традиции - за 437 лет до основания Рима, то есть в 1190 г. до н. э.), Эней приступает к выполнению воли Юпитера. Чтобы жениться на дочери местного царя - Лавинии и тем самым обосновать свои права на будущий престол, Эней решает прежде всего избавиться от соперников. Он отвоевывает Лациум у рутульского царя Турна, разбивает этрусские войска, предводительствуемые тираном города Кере Мезенцием Тирренским ("врагом надменных богов", по определению Вергилия), побеждает царицу амазонок Камиллу. Но в одной из стычек гибнет царь Лациума - Латин Сильвий, союзник и благодетель Энея. Эней женится на Лавинии, а жителей Лациума нарекает латинами в честь покойного тестя. Сочтя свою миссию законченной, Эней с легкой душой возносится на небо, а его сын Асканий основывает в 1152 г. до н. э. город Альба-Лонгу и становится его первым царем.
Таким представляли себе римляне начало своей истории. Очевидно, не случайно будущие союзники карфагенян этруски оказались в числе врагов римлян, хотя Вергилий допускает здесь явный анахронизм. Происхождение этрусков окутано тайной. В их культуре находят следы, характерные для культур пеласгов и лидийцев, финикийцев и италийцев, египтян и греков. Одни из этих связей гипотетичны (например, лидийское происхождение, базируемое на словах Геродота), другие - бесспорны (росписи гробницы Быков на темы "Илиады" недвусмысленно указывают на знакомство с архаической Грецией). Кажется, только один Дионисий Галикарнасский (50, I, 29-30) твердо стоял на том, что этруски - это... этруски, а не пеласги, не лидийцы и не жители Атлантиды (выдвигалась и такая версия!).
В римскую эпоху этруски жили в междуречье Тибра и Арно. Но раньше это была огромная империя, давшая название Тирренскому морю. Этот топоним напоминает о высоком авторитете этрусков и их морской мощи. Название второго моря тоже связано с этрусками; в 325-324 гг. до н. э. греки основали для защиты от их пиратов Адрию. По свидетельству Цицерона, этрусские пираты долго наводили ужас в западных водах, а само слово "тиррены" часто употреблялось как синоним слова "пираты"{15}.
Оставили они память о себе и в восточных водах. Об этом повествуют легенды.
...Двадцативесельный корабль, шедший из Лидии на Делос, ночь застигла вблизи Хиоса. Там моряки и заночевали. С первыми лучами солнца кормчий Акет взошел на холм, чтобы узнать направление ветра, а команда отправилась к студеным ключам пополнить запасы воды. Когда моряки вернулись, Акет убедился, что на острове можно раздобыть кое-что более ценное, нежели родниковая вода: командир корабля Офельт привел прелестного чернокудрого мальчика, одурманенного не то крепким вином (Хиос славился этим напитком), не то долгим сном. Вели его под руки, ибо узы спадали с него сами по себе, сколько ни пытались их накладывать. И тогда внутренний голос подсказал кормчему, что это не простая добыча. И впрямь, едва мальчик пришел в себя от свежего морского бриза, на корабле начались чудеса. Прежде всего сам корабль застыл недвижно среди моря с наполненными ветром парусами. Затем по всему судну зажурчали струи вина, распространяя неземной аромат. Вокруг мачты и весел обвился виноградный плющ, усыпанный тяжелыми гроздьями, и смеющегося мальчика вдруг окружили грозные защитники - рыси, тигры, пантеры, медведица. Вдоволь натешившись ужасом, обуявшим незадачливых андраподистов, мальчик обернулся львом и растерзал Офельта, а остальные моряки в панике попрыгали в воду и обратились в дельфинов. Мудрый же кормчий стал с тех пор верным служителем Диониса - так звали чудесного мальчика, получившего также прозвище Вакх (Приводящий в безумие).
Это был корабль тирренских пиратов.
Если Геродот прав и этруски переселились в Италию из Лидии, то это не могло произойти позднее VIII в. до н. э.: римский царь Тулл Гостилий (672-638 гг. до н. э.) уже воевал с этрусками, и тогда существовали хорошо защищенные этрусские города с каменными домами (их остатки нашли на морском дне). Обычай этрусков выкладывать улицы каменными плитами был воспринят и Карфагеном и Римом. Впрочем, существует мнение, что "по иронии судьбы римляне, почитавшие Энея как праотца римского народа, даже само предание об Энее заимствовали у этрусков" (73, с. 53).
Их столица Спина была городом-республикой и располагалась в сотне километров от того места, где потом выросла Венеция. Спину тоже называли "царицей Адриатики". (Венецианцы считают себя прямыми потомками этрусков.) Этот крупный порт в результате поднятия и изменения берегового рельефа постепенно оказался отрезанным от моря и был засосан болотистым озером-лагуной Валли-ди-Комаккьо, которая представляла собой раньше систему глубоких судоходных озер. Теперь лагуна отделена от моря лишь узкой косой, а ее глубина не превышает полуметра. По косе тянется гряда песчаных дюн, много песчаных банок и в самой лагуне. Видимо, в недалеком будущем здесь нельзя уже будет увидеть ставшие привычными силуэты дноуглубительных снарядов, и лагуна исчезнет с географических карт. "Спина теперь деревушка, - писал Страбон, - а некогда - известный греческий город (во времена Энея там уже жили греческие поселенцы.
– А. С.). Во всяком случае сокровищницу спинитов показывают в Дельфах. Впрочем, история также говорит об их господстве на море. Кроме того, утверждают, что город был расположен на море, теперь же он находится внутри страны и отстоит от моря приблизительно на 90 стадиев" (33, С214). Собственные сокровищницы имели в Дельфах и другие этрусские города, например Тарквинии, но сокровищница "царицы", конечно, была поистине царской, ее упоминают и другие авторы. Остатки Спины обнаружили рыбаки, когда в их сети попали великолепные краснофигурные вазы, а в 1952 г. Нерио Альфиери из Феррары произвел в этих местах аэрофотосъемку и начал раскопки.
Этрусские пираты были полновластными хозяевами северной Адриатики. Случай, упомянутый Диодором, - о захвате Тимолеоном пиратской эскадры тиррена Постумия, опустошавшей сицилийские берега и насчитывающей 12 триер, - был редчайшей удачей (49, XVI, 82). Их ближайшие конкуренты действовали далеко к югу - в районе "шпоры Итальянского сапога", где в древности жили френтаны (совр. области Абруцци и Молизе). Их опорными пунктами здесь были Бука и особенно Ортона. Пиратские традиции сохранились в этих местах до времен Августа. Страбон писал об Ортоне: "Это город на утесах, обитаемый пиратами, жилища которых сколочены из корабельных обломков; во всех прочих отношениях это, как говорят, звероподобные люди" (33, С242).
В Тирренском море важнейшим городом этрусков был Популоний, расположенный на высоком крутом мысе и имевший хорошо оборудованную корабельную стоянку в небольшой гавани (позднее там у подножия горы построили две верфи). Страбон особо отмечает, что "из всех старинных тирренских городов только один этот город расположен на самом море", и тут же указывает вполне правдоподобную причину: "...основатели городов или совершенно избегали моря, или же выставляли впереди укрепления со стороны моря, чтобы эти города не оказались (как незащищенные) легкой добычей для нападения с моря" (33, С223). Этот обычай был широко распространен в древнем мире. Фукидид упоминает (35, I, 7), что между городами и водой оставался промежуток от 3 до 10 км - в зависимости от характера местности, позволяющей жителям отрезать пиратов от моря: более глубокое проникновение на сушу могло кончиться для разбойников столь же печально, как и для Одиссея в Египте. Популоний располагался на мысе с таким узким перешейком, что защита его со стороны суши не представляла трудностей. Это был почти остров. Аналогичные мысы были заняты этрусками почти по всему побережью и превращены в неприступные крепости, служившие и пиратскими базами.
Вот с этим-то народом и заключили союз карфагеняне. "В VI в. до н. э. могущество этрусков достигло своей вершины. Влияние этрусков на суше и на море можно без преувеличения сравнить с влиянием греков и карфагенян. Эта большая тройка определяла в ту эпоху ход политического развития в Западном Средиземноморье. Дружественные отношения этрусков и карфагенян не были кратковременными. Их союз против греков долго определял равновесие сил в этой части древнего мира" (73, с. 43). С помощью этрусков карфагенский полководец Магон в 550-530 гг. до н. э. захватил остров Ивису, основал колонии на Сардинии и в Западной Сицилии, покончил с фокейскими пиратами у Корсики. Этруски не случайно соединили свои силы с пунийцами в бою при Алалии: пролив между Корсикой и Эльбой издавна рассматривался ими как собственность, ибо вводил в центр богатейшей торговли, проходившей через этот и затем через Мессинский проливы.