Властители античных морей
Шрифт:
После смерти Периандра звезда Коринфа на короткое время померкла: ее затмила слава Афин, чей эффектный выход на морскую арену связан с именем тирана Писистрата (560-527 гг. до н. э.). Писистрат сочетал в себе дальновидность Миноса и мудрость Приама. Построив флот, он захватил каналоподобный пролив Эврип между Эвбеей и Пелопоннесом. Легенды связывают Эврип с приключениями Эдипа, и в них мы находим упоминание о первой в истории женщине-пирате. Ее звали Сфинкс. Павсаний (23, IX, 26) рассказывает, что Сфинкс имела войско и флот и с ними разбойничала на морях. Своей резиденцией она сделала неприступную гору близ города Анфедон, где море усеяно скалами. Вероятно, это окрестности Ливанатеса на берегу бухты Аталанди. Эдипу удалось избавить местных жителей от этого чудовища и обеспечить морякам свободное плавание проливом. (Этим Писистрат обеспечил при помощи наемных судов бесперебойную переброску товаров между Афинами и их владениями в Македонии.) Затем он подчинил Наксос - самый большой остров Киклад, центральную стоянку кораблей, плывущих с севера на юг и с запада на восток. (Этим
Писистрат захватил Наксос при содействии местного уроженца, полководца Лигдамида, и тиран афинский сделал его в благодарность тираном наксосским. За десять лет до смерти Писистрата Лигдамид, возможно по его поручению, помог стать тираном владельцу мастерской бронзовых изделий Поликрату, давнишнему приятелю Писистрата, - сыну благочестивого Эака, исправно отдававшего в храм Геры десятую часть своей пиратской добычи.
Поликрат был третьим после Миноса и Приама, кто создал пиратское государство в Эгейском море. Начал он традиционно: с убийства старшего брата и изгнания младшего. Вторым его шагом было заключение договора о дружбе с Амасисом. Какова была эта дружба - можно только догадываться, ибо Геродот пишет, что "Поликрат разорял без разбора земли друзей и врагов" (10, III, 39) и захватил много островов и материковых городов благодаря своему флоту, насчитывающему 100 пентеконтер, и войску из 1 тыс. наемных ионийских, карийских и лидийских стрелков.
При Поликрате, свидетельствует "отец истории" (10, III, 60), на Самосе были построены три достойных упоминания сооружения: тоннель в горе с водопроводным каналом под ним, возведенная вокруг гавани дамба и новый храм Геры. Этот храм стал соперником Дельфийского в собирании всевозможной информации. "Во всем Архипелаге, - пишет Курциус, - не было другого места, куда стекалось бы столько сведений по этнографии и землеведению; сведений, засвидетельствованных разнообразными памятниками; кроме большого, поддерживаемого тремя атлантами, медного котла, пожертвованного Колеем из десятины его торговой прибыли и выставленного в святилище для вечного воспоминания о первом плавании в Тартесс, там было собрано еще много других священныдаров, по которым можно было проследить различные стадии самосского мореходства и туземной техники" (85, с. 480).
Звезда Поликрата набирала блеск. После разгрома лесбосского флота, явившегося на помощь осажденному Милету, и взятия этого города - первого среди равных в посреднической торговле у западных берегов Малой Азии, самосские корабли крейсировали от дружественного Египта до дружественного Сигея, грабя всех без разбора в опьянении своей безнаказанностью и во имя Аполлона (лира этого божества была вырезана на смарагдовом перстне Поликрата). Поликрат был убежден, что лучше "заслужить благодарность друга, возвратив ему захваченные земли, чем вообще ничего не отнимать у него" (10, III, 39). Это стало принципом его внешней политики. Приведенные слова Геродота С. Я. Лурье трактует таким образом, что "пиратские акты были направлены против государств, не пожелавших заключить с ним договор" (87, с. 116), но возможно и иное предположение. Самос лежал на одной из самых оживленных и богатых торговых трасс, дающих постоянный и поистине сказочный доход, и Поликрата можно считать изобретателем разбойничьего "бизнеса", получившего у американцев название "рэкет": тот, кто исправно вносил дань и присылал дары, мог рассчитывать на его защиту и даже считаться "другом" и "союзником", тот же, кто медлил расстаться с частью добра, зачастую терял все. "Таким образом, - замечает Курциус, - Самос сделался правильно организованным разбойничьим государством; ни один корабль не мог спокойно совершить своего плавания, не купив себе у самосцев свободного проезда. Легко представить себе, сколько денег и добычи стекалось таким образом в Самос" (85, с. 482).
Поликрат управлял этим государством из роскошно обставленного замка на Астипалейском плато, превращенного в крепость. В этом замке слагал стихи Анакреонт, долго живший при дворе самосского тирана. "Непосредственно у подножия его царского замка, заключившего в себе на тесном пространстве столько чудесного, находилась его военная гавань; там, за могучими скалистыми дамбами, которые воздвигнуты были в море на глубине двадцати саженей и придавали гавани почти кругообразную форму, находились его триеры. С высоты своего замка обозревал он маневры своего военного и торгового флота; из окон своего дворца он следил за состязаниями между кораблями, и каждая возвращавшаяся на родину эскадра могла, находясь еще в открытом море, подать ему первую весть о победе. Самые быстрые на ходу корабли находились, ожидая его приказаний, у подножия замковой скалы, в которой был прорыт потайной ход" (85, с. 484).
Его союзник Амасис был завистлив к славе Поликрата Счастливого. Он выжидал. Казалось, это так просто - стать морским владыкой, гостеприимцем Осириса. Всего-то-навсего нужен лес для кораблей, металл для оружия, гавани для флота, люди для корабельных скамей... В один прекрасный день Амасис вспомнил, что все это есть на Кипре, под боком. Вдохновленный славными деяниями своего предшественника Априя, разбившего финикийско-кипрский флот, Амасис
Карьера тирана угасла так же внезапно, как и вспыхнула. В эскадре, посланной им в Египет, взбунтовались наемники, и корабли повернули назад с полпути. Узнав об этом, Поликрат вышел им навстречу с частью верного ему флота, но был разбит. Окрыленные удачей мятежники ворвались на Самос, наступая Поликрату на пятки, и тиран сделал, вероятно, единственно возможное в его положении: он загнал в трюм всех женщин и детей и заявил, что они будут сожжены, если мятежники не удалятся. Этот ультиматум лишь ненадолго оттянул финальную сцену. Самосцы весьма кстати вспомнили, что совсем недавно Поликрат жестоко оскорбил спартанцев, перехватив посланный Амасисом дар - уникальный льняной панцирь, богато разукрашенный, а год спустя в его руки попала чаша для смешения вина с водой, отправленная спартанцами лидийскому царю Крезу. Мятежные корабли вернулись с подмогой из Спарты, и толпы жаждущих осадили замок тирана. Однако замок выстоял, и восставшие, удрученные неудачей, переключились на грабеж Самоса и соседних островов.
Государство Поликрата было ранено смертельно, но он, не подозревая об этом, лихорадочно искал союзников и денег. Он все еще верил в свою звезду. В этот-то момент к нему явился сардский сатрап Орет. Персы, подчинившие Финикию, как раз подумывали о создании собственного флота, чтобы не зависеть от не очень-то надежных иноземных моряков. Ядром нового флота становятся корабли Финикии и Кипра. У персов связаны руки: им мешает Поликрат. Тогда-то Камбис и подослал к нему Орета. Хорошо осведомленный о гангстерских наклонностях тирана, перс униженно попросил защитить его сокровища и пообещал ему за это часть их. Ни предсказания прорицателей, ни уговоры друзей, ни отчаянные мольбы дочери - ничто не могло остановить Поликрата. Корабль принес его в Магнесию, и жители этого карийского города наконец-то насладились зрелищем казни своего злейшего врага: он был распят, словно раб. Новый правитель разоренного персами Самоса - возвращенный из изгнания брат Поликрата со странным именем Силосонт (Укрыватель награбленного) стал верным союзником персов.
Но конец самосского тирана не означал конца пиратства. Напротив, если Поликрат превратил эту профессию в монополию и сохранял известный пиетет к своим данникам, то теперь на разбойничий промысел выходил всякий, кто был в состоянии снарядить корабль или завладеть им. На звание властителя морей претендуют теперь эгинцы и колофонцы, хиосцы и афиняне...
* * *
Афины, расположенные в самом центре греческого мира, на перекрестке его важнейших торговых путей, за короткий срок превратились в купеческую Мекку. В гаванях этого города - Фалероне, а позднее - в Пирее можно было встретить корабли всех известных тогда народов, услышать самую диковинную речь. купить самые редкостные товары. Главным предметом афинского экспорта было зерно, и афиняне еще со времен Писистрата заботились о том, чтобы ни один корабль с этим жизненно важным грузом не миновал афинских причалов. Те, кому эти порядки были не по нраву, могли проплыть чуть дальше к западу и вести торговые операции в так называемой Плутовской гавани общеизвестном притоне контрабандистов, находящемся вне афинской юрисдикции (ныне - Капелопулу).
И на всех путях, за каждым островом, в любой бухте или лагуне, у всякой извилины побережья купцов поджидали пираты - изобретательные, отчаянные и злобные. Некоторые из них занимали высокие должности при дворах великих царей.
Дарий посылает сатрапа Каппадокии Ариарамна на 30 пентеконтерах к берегам Скифии, чтобы захватить рабов. Сиракузский тиран Гиерон под предлогом борьбы с пиратством высылает четыре экспедиции к Этрурии и Корсике, превращает их в пустыни и попутно захватывает остров Ильву. Философ-скептик Бион попадает в плен к пиратам, но, вероятно, откупается (сведений об этом нет). Печальнее окончилась морская поездка в Эгину философа-киника Диогена: он захвачен пиратской шайкой Скирпала, увезен на Крит и продан там в рабство коринфянину Ксениаду. Становится пиратской базой остров Лада, прикрывающий милетскую гавань. Жители Памфилии, по словам Страбона, "первые воспользовались своими гаванями как опорными пунктами для морского разбоя; причем они или сами занимались пиратством, или же предоставляли пиратам свои гавани для сбыта добычи и в качестве якорных стоянок. Во всяком случае в памфилийском городе Сиде были устроены корабельные верфи для киликийцев, которые продавали там пленников с аукциона, хотя и признавали их свободными" (33, С664). Киликийские пираты облюбовали город Корик. "Как говорят, все побережье около Корика являлось притоном пиратов, так называемых корикейцев, которые придумали новый способ нападения на мореходов: рассеявшись по гаваням, пираты подходили к высадившимся там купцам и подслушивали разговоры о том, с каким товаром и куда те плывут; затем, собравшись вместе, она нападали и грабили вышедших в море купцов. Вот почему всякого, кто суется не в свое дело и пытается подслушивать секретные разговоры в стороне, называем корикейцем..." (33, С644). Такой способ гарантировал, что на захваченном судне окажутся не саркофаги или медные слитки, а кое-что поинтереснее.