Влечение. Эротическая сага
Шрифт:
20 минут голое тело свежей пациентки в одних трусах содрогалось от вибрирующей тряски под тихую музыку. Неожиданные механические волны откровенно овладевали ею. Это назначение по нелепому совпадению заменило то, о чём так недвусмысленно полчаса назад говорил Михаил. Под плотным пластиковым панцирем Мила могла не скрывать своего физического состояния. Она лежала с широко расставленными коленями, вся поддавшаяся вперёд, словно над ней был её родной мужчина. По её щекам текли слёзы желания и потаённого стыда. В голове продолжало звучать сочное определение предшествующего пациента о незнакомой Маше и её фитильке. Простая мудрость пожилого человека говорила о живой настоящей проблеме в отношениях
Когда время вышло, и врач открыла капсулу, она увидела заплаканные глаза посетительницы. Учтиво спросила: «Вам нехорошо?», а Мила в растерянности замялась. В оправдание лезли недавно услышанные слова про тот же фитилёк из яркого монолога немолодого спортсмена, сцена с захлебнувшимся стариком, эмоциональные слова физкультурницы, телефонный разговор друга. Все эти размышления, уже давно смешавшиеся временем и событиями вокруг запутанного чувства, продолжали крутиться в её осознании. Потерянное и воображаемое желание к мужу в последнее время просто сводили с ума.
Она, боясь расплакаться, нарочито демонстративно, промолчала на вопрос врача. Быстро оделась и вышла из кабинета. По дороге в номер, мысли вместе с какой-то животной жаждой пульсировали во всём её организме. «Так больше не может продолжаться. Надо как-то найти в себе силы и поговорить с мужем. Делать вид, что всё в норме и вести разговоры на любые темы, кроме одной, сознательно придумывать щадящие рецепты в отношениях становится невозможным», – так думала она пока не подошла к своей палате и не открыла дверь.
Подобное состояние, повторяясь, отобразило немного другую картину. Дежурная медсестра сворачивала подушку тонометра и требовательным тоном давала рекомендации Аркадию. Она, услышав за своею спиною шаги, повернула голову в сторону Милы, и, словно прочитав в её глазах иное намерение, отчётливо добавила: «Покой! И ещё раз покой!»…
Санаторий располагался недалеко от города, и Мила эпизодически могла выезжать на свою работу. Как раз сегодня ей необходимо было отлучиться на пару часов. «Может это как раз и хорошо. В дороге, всегда лучше думается», – улыбнулась она медсестре и Аркадию.
После возвращения они вместе с мужем гуляли по аллеям старого парка. Мила вкратце, без особых красок и размышлений, видя не совсем хорошее состояние мужа, рассказала ему о двух разных увиденных историях, которые наблюдала некоторое время назад. О коридорном разговоре с незнакомой женщиной говорить не стала. В его взгляде и настроении она чувствовала полную безучастность и даже некоторое, как ей показалось, раздражение. Это ещё больше усиливало её всё хуже управляемое неспокойствие. Помолчав какое-то время, она спросила:
– Что говорил тебе Михаил?
– Да, так… Давал свои медицинские рекомендации для дальнейшей реабилитации, – он явно не хотел идти на контакт, и она замолчала.
Ходил Аркадий пока не достаточно уверенно, иногда с одышкой, как по лыжне, медленно передвигая ноги. Сам себе улыбался:
– Я похож на лыжника.
– Хорошо, что не на хоккеиста, – успокаивала его Мила, она слышала, что так здесь называют больных с палочкой или на костылях.
Молчаливая прогулка привела их к необычной скульптуре. Перед ними на невысоком постаменте стоял пёс сторожевой породы. Своим телом он располагался спиной к центральной усадьбе, как бы ограждая, то, что было за ним. Мила с Аркадием подошли поближе к каменной фигуре. На выцветшей табличке, когда-то золотыми буквами была сделана надпись, которая плохо сохранилась. Это был памятник любимой собаке графини Паниной. Именно на территории её бывшей усадьбы и было расположено данное медицинское учреждение. Героя звали Султаном. Между сильных собачьих лап, на постаменте, лежали мелкие монеты, три конфетки в пёстрых обвёртках, одна монетка лежала на спине, одна ближе к хвосту. Можно было смело предполагать, что пёс в своей новой жизни стал культовым тотемным существом этого места.
Предположение подтвердила стоявшая рядом немолодая женщина. Она рассказала местное поверье, связанное со скульптурой. Суть его была столь же банальна, столь и забавна, но людям она приятна и они в него верят. По приезду надо обязательно посетить это место и положить монетку или конфету собаке на голову, спину, хвост или на лапу. Тогда здесь встретишь большую любовь, найдешь друга или поправишь здоровье. Выслушав историю, Аркадий, улыбаясь, отметил: «Судя по тому, где больше всего монет и конфет, можно сделать вывод. Султан в своей новой жизни заступил на главный пост для несения новой – сексологической службы!» Женщина на метко подмеченное наблюдение и замечание мужчины, улыбнувшись, сказала: «А вы всё-таки положите монетку, от вас не убудет». Тем самым она неожиданно поставила в некоторое недоумение подошедшую пару.
– А можно придумать своё желание, – вдруг вырвалось у Милы.
– Конечно, можно. Никогда не бойтесь своих желаний. – Женщина, нисколько не смущаясь, положила свою монетку между собачьих лап и тихо удалилась. Мила и Аркадий, заставшие сами себя врасплох, с улыбкой посмотрели друг на друга. Им вдруг предстояло столь неожиданное испытание.
– Ты отвернись, – обратился к жене Аркадий. Он быстро положил свою монету на то же место, что и женщина, поведавшая им о предании. Мила, как натура чувствительная, попросила мужа немного остаться одной. Она положила свою монету на нос собаке. Её жажда желания заключалось в том же самом, только она почему-то решила, что монетка должна лежать на носу.
Когда она осталась одна и смотрела на скульптуру, то невольно вспомнила работы Кости. Запрет на желание к нему не давал покоя, как и сам её бывший одноклассник. Сначала её нежелание к мужу, потом желание близости чужого мужчины, его прикосновения, голос, поцелуи заставляли трепетать в воспоминаниях, теперь невозможность этого желания ни к мужу, ни к Кости она вверяла собачьему нюху. Скульптура также заставила её немного отвлечься и подумать о работе. Недавние воспоминания о первой любви в момент настоящего кризиса с Аркадием перемешались с пережитыми уже страданиями и боязнью за его жизнь, заставляли трезво и отстранённо думать о Косте. Те же обстоятельства сложились так, что сейчас её по-настоящему интересовали его взрослые, серьезные работы, в которых он был состоявшимся сильным мастером. «Его „Бухту любви“ должны увидеть люди! Много людей!» – говорила она себе в поисках аргументов, которые ей нужно будет представить ему со временем.
Аркадию об этой встрече она сказать не могла. И это ещё больше разрушало её и отношения с мужем. В последнее время они исступленно кружили по одному тому же кругу, боясь обидеть и причинить друг другу боль и разочарование. Невысказанность в отношениях, как глухая стена стояла перед ними. Человеку никогда не приходит в голову в повседневной обыденности сложившихся связей, что грань подобных отношений – это всегда, как тонкая паутинка в осеннем саду или хрупкий первый лёд на реке.
Она чувствовала, точнее, знала – с Костей предстоит неизбежная встреча. Встреча по его работе, её делу. Мила хотела, рвалась к морю и сомневалась, откладывала поездку. Эта нерешительность, её нерешительность, плюс болезнь мужа, их трудности в отношениях – мучили, мешали жить и работать. Весь спокойный, понятный мир, стал для неё сплошным испытанием и тревожным кошмаром.