Влюбись в меня, если сможешь
Шрифт:
— Спокойной ночи, — вздохнув, отвечает он и через несколько минут присоединяется ко мне.
Я встаю до рассвета. Удивительно, как у меня еще осталась эта привычка. В Капитолии для меня это было сущей пыткой. Достав из шкафа мои старые вещи – брюки, ботинки и охотничью куртку, я осторожно ступаю по комнате, стараясь не разбудить Пита. Вещи мне привезла из дома еще Прим, поэтому сейчас я не особо заморачивалась.
Впервые за столько дней надев брюки и ботинки, вместо платьев и каблуков, я облегченно вздыхаю, блаженно прикрывая глаза. Собираю волосы в обыкновенную косу и, накинув на плечи куртку, выхожу из дома. Собственно говоря, охотой
— Я смотрю, мы в лес уже без охраны не ходим, да? — слышу до боли знакомый голос и поворачиваюсь. Передо мной стоит Гейл собственной персоной. В любой другой раз я бы кинулась ему на шею, но сейчас меня берет злость.
— Не твое дело, — огрызаюсь я и со всей силы забрасываю в речку горсть камней.
— Что-то ты не очень похожа на счастливую жену, или что, твой муж тебя не удовлетворяет? — с усмешкой спрашивает он, я сжимаю руки в кулаки и стараюсь не заплакать, кто бы мог подумать, что сейчас мы будем стоять в пяти метрах друг от друга и обмениваться колкостями.
— А что Мадж? Она оказалась лучше меня? — с горечью в голосе спрашиваю я, усмехаясь, — Я все знаю, я видела вас, — отвечаю я.
— А что мне было делать?! Ждать, когда ты наиграешься с Мелларком и вернешься домой? Не думал, что ты ради денег станешь его подстилкой. И не надо доказывать обратное, я собственными глазами видел фотографии, где вы вместе. До сих пор противно, — он говорит эти слова с такой неприязнью, что я уже не могу сдерживать слез, я встаю, поворачиваясь к нему.
— А ты не думал, что у меня не было другого выхода?! Он угрожал убить мою семью, я не могла поступить иначе. Я сама себя ненавижу, но другого выхода у меня просто не было! — я срываюсь на крик, под конец, совсем теряя над собой контроль. Гейл замирает на какое-то мгновение, пока я содрогаюсь в рыданиях на траве, а затем подскакивает ко мне, заключая в объятья.
— Китнисс, милая моя, прости, я ничего не знал. Дурак, приревновал тебя, разозлился. Китнисс, прости, прости, я очень сильно перед тобой виноват, я все исправлю, я придумаю, как вытащить тебя, — шепчет он тихо, покрывая поцелуями мое лицо, но я не даю ему продолжить, отстраняясь.
— Нет, Гейл, я замужем за Мелларком, ты уже ничего не сможешь сделать, — я сглатываю ком в горле, последний раз смотрю на него.
— Прощай.
========== Часть 30 ==========
Спустя три года.
Солнце садится за снежными вершинами гор. В такие ясные дни закаты особенно красивы, но здесь, в Капитолии, они бледнеют на фоне ярких огней города и становятся совсем незаметными. Разве можно так жить? Люди, лишенные закатов и звездного неба, должны быть особенно несчастны, но никто, кажется, не замечают этого и продолжают радоваться жизни. Все кроме меня.
Говорят, что время лечит. Все это сказки, пустые слова, которыми мы пытаемся обмануть самих себя. С течением времени все становится только хуже. Бывают
— Миссис Мелларк, — слышу нерешительный голос позади себя, но даже не поворачиваю головы. Я и без того знаю, что им от меня нужно.
— Еще десять минут, — резко отвечаю я, крепче обхватывая ноги руками и зажмуриваюсь, пытаясь отогнать наваждение.
— Малышка плачет и не хочет засыпать, — не отстает служанка, это начинает меня злить, и я позволяю себе повысить голос.
— Вы что, не можете успокоить ее? — рявкаю я раздраженно.
— Но, миссис Мелларк, она, вероятно, ждет, когда вы придете, — я тяжело вздыхаю, прикрывая глаза и встаю, молча следуя за служанкой к детской.
Я, наверное, должна испытывать какой-то особенный трепет к своему ребенку, но чаще, при виде дочери, которой и двух лет еще не исполнилось, у меня возникает какое-то болезненное ощущение в груди и я хочу просто на просто убежать, лишь бы не видеть ее. Первое время после родов я даже отказывалась брать ее на руки. Плод ненависти и насилия. Так мне казалось поначалу. Потом я смягчилась по отношению к малышке, она ведь, все-таки, ни в чем не виновна, но чаще с ней остаются няньки или ее отец, нежели я.
Увидев меня, Лили, почти что сразу успокаивается и перестает плакать. Я поднимаю ее на руки, садясь вместе с ней в кресло, и начинаю тихонько петь, перебирая темные кудряшки ее волос. На самом деле, она на удивление похожа на Пита, те же голубые, пронизывающие, глаза, те же черты лица. Но еще больше она похожа на Мэрион. Девочку, которой не суждено стать взрослой. Наверное, поэтому Пит с таким трепетом относится к нашей дочери.
Малышка засыпает у меня на руках. Убедившись в том, что она не проснется, целую ее в лоб и перекладываю в кроватку, спеша побыстрее скрыться от назойливых служанок, которые снуют за мной по пятам.
Около двух часов я бесцельно сную из одного коридора в другой. Это не помогает мне, а делает только хуже, но я все равно продолжаю блуждать по этажам дворца, словно пытаюсь убежать от чего-то, чего я сама не понимаю. В итоге я просто запираюсь в одной из комнат и сижу там до полуночи. Я всегда стараюсь возвращаться в спальню, когда Мелларк спит. Правда, это не всегда помогает.
Пит уже спит, когда я возвращаюсь в комнату. Я сажусь на край кровати и смотрю на него. Это не тот человек, с которым я бы хотела провести всю свою жизнь. Мало того, это даже не тот человек, которого я вообще хочу видеть рядом. Это все, все, что сейчас давит на меня, морально уничтожает, в этом всем виноват только он.
Зажмуриваюсь, сжимая голову руками, и пытаюсь отогнать наваждение, но, кажется, от этого становится только хуже, и я сама не замечаю, как оказываюсь на ногах и хватаю со стола нож, вероятно, предназначенный для фруктов. Руки дрожат, а перед глазами все плывет, но я не замечаю этого. Сейчас я отказываюсь здраво мыслить и все о чем я могу думать: «Убей, убей его и твоим проблемам конец. Убей, и ты будешь свободна». Это сводит меня с ума и не дает покоя. Каждый раз, когда мне становится особенно плохо, я беру в руки нож или что-то другое. Не важно, если этим можно убить или покалечить, то мне это подходит.