Влюбиться до чёртиков
Шрифт:
Людмила с трудом переступила порог окровавленными босыми ногами.
– Взять её! Забрать ребёнка! – задребезжал отец Никифор, не переставая накладывать на себя крестное знамение.
Молодчики неуверенно стали приближаться к Людмиле. Она было бросилась в направлении выхода со двора, но была сбита с ног одним из них. Упав, она прикрыла собой ребёнка, который заплакал и человеческим голосом, и поросячьим. Хлопчики испуганно отпрянули. Ошалевший муж затеребил суетливо края рукава, не переставая креститься.
– Боже, упаси! Что творится -то! Заберите ребёнка! – истерично
– Сам иди! Там Сатана! – наотрез отказались они, пятясь назад.
– Заколите её вилами! Неси солому, сожжём эту тварь! ё брызгал пеной отец Никифор, увидев, что супруга поднялась. Он сам бросился к ней, ударом ноги сбил её опять на землю и принялся избивать, пока Людмила не разжала руки и дитя не оказалось в его толстых пальцах.
– Не тронь! Оставь дитя, изверг! – через боль с трудом произнесла Людмила, пытаясь схватить за ноги мужа.
– Что это? – изумленный отец Никифор открыл лицо дитя, а увидев, что у поросячьего вида тела конечности человеческие, он брезгливо отбросил его к лестнице у входа в саму церковь.
– Неси больше соломы! – не переставая кричал отец Никифор. – Сожжём плод Сатаны! А сам наотмашь вбивал твёрдые носки сапог в обессиленное тело жены.
– Тварь, с кем нагуляла? Ты мне не давала дотрагиваться до себя, когда с Дьяволом нагуливала!
– Я тебя никогда не любила! Ты меня силой в жены взял, – она пыталась дотронуться до подола рясы мужа. – Это мой ребёнок! Не бери грех на душу! Отпусти меня в лес, я исчезну! – отчаянно молила Людмила.
– Сдохни, падла, сдохни! – обида на безответную любовь, ревность затмила разум священнослужителя.
Холопы натащили в центр двора горку соломы.
– Неси факел! – злость скрипела на зубах отца Никифора. Он стряхнул ногой пытающуюся зацепиться Людмилу, выхватил вилы из рук холопа.
Ярко загорелась свежая солома, языки пламени зловеще запрыгали, как черти у котла.
– Пощади, батюшка! Пощади! – умоляла Людмила, валяясь в ногах Никифора, который брезгливо поднял свёрток у лестницы. Дитя тихо плакало, приближаясь к огню, жар бил в лицо.
– Милый! – Людмила встала на колени, поднимая руки к небу. – Помоги, милый! Не оставь меня! – что есть силы, закричала она так, что эхо разнеслось далеко по округе.
– Милый? Теперь милый? – злорадствуя, отец Никифор бросил ребёнка в центр костра, отчего мелкие искры сгоревшей соломы, хлопнув, высоко поднялись в ночное небо, чёрная гарь потянулась следом.
– А! А! А! – отчаянный голос Людмилы, бросившейся в костёр, заставил развернуться отца Никифора, который с размаху встретил её вилами, проколов насквозь худенькое тело жены.
– Куда ты, змеюка! – прижал он её черенком, потом испуганно оглянулся по сторонам и стал неистово раз за разом втыкать острие вил в грудь Людмилы, которая откуда ещё находила силы. Хрипя через губы, выплёвывая кровь, произнесла она последние слова:
– Ну, где же ты, любимый?
Как только Людмила произнесла последний звук, небо почернело, будто кто-то резко убрал луну. Воздушный поток плотной волной ударил по двору, потушив последний источник света – костёр. Купол церкви накренило. Зловещая тишина окутала пространство, замолчали собаки и птицы. Метеоритом цвета раскалённого металла с красноватым оттенком с неба появилось у тела Людмилы свечение, медленно трансформировавшееся в ангела с крыльями, склонившись над убитой. Он тяжело дышал. Нет, это был не ангел! Крылья как у огромной летучей мыши с когтями на конечностях, красный телом. Это был сам Дьявол. Это был Сатана! В его грозном профиле, просматривались черты лица того самого красивого мужчины, с которым её не однократно видели.
– Людмила, любовь моя! Кто с тобой так поступил? – тихо свистел он через острые зубы. Но она молчала, ответить не могла. Она уже испустила дух. Поняв это, Сатана встал в свой гигантский рост, держа на мускулистых руках маленькую девушку, которую любил больше всего, больше самого себя.
– Кто о о о о? – эхо громом прошило всю округу. Казалось, что деревья остались без листьев.
– Ктоооо? – взмахнув крыльями, он только заметил испуганных людишек. Отец Никифор в ужасе застыл в паре метров рядом с холопами. Их парализовал страх. Подавленные, они тряслись.
– Не убивай! Не губи! – завизжал отец Никифор, понимая, что натворил. – Я хочу жить! Господи, помоги! – заплакал он, как женщина, тряся подбородком, как свинья.
Сатана свысока взглянул на них горящими глазами, отняв последнюю волю в убийцах. О чём думает он, понять по его взору невозможно. В огне нет эмоций, есть только жар. Сатана развернулся и пошёл в церковь, неся возлюбленную на руках. С каждым шагом ему было все труднее идти и труднее, вход Дьяволу в церковь запрещён, губителен. Войдя в неё, он вспыхнул, сгорая в пламени, с трудом приблизился к алтарю, обдувая тело своей любимой, чтобы огонь не обхватил её. Положив тело Людмилы на пол, он склонился над ней, поцеловал, прощаясь, вознеся руки вверх.
– Создатель, я вновь ошибся! Я виноват! Прости этого человека! Прими душу дочери своей Людмилы к себе. Я любил её как никого и никогда! – он упал на колени, опустил голову. Пламя перестало пожирать его, вмиг загорелись все не догоревшие свечи у алтаря и потухшие лампады.
Сатана в последний раз взглянул на свою любимую, взмахнул крыльями и исчез.
Снова раздался воздушный хлопок, ночь стала видимой, появилась луна. Отец Никифор и холопы ожили, отойдя от оцепенения.
– Господь упас! – упал на колени перед накренившимся куполом батюшка, бил лбом о землю и рыдал от счастья, непрерывно крестился, – есть Господь! Он упас меня!
Встав, он отряхнул подол рясы, глубоко вздохнул, обретя спасение, самодовольно хмыкнул, обернулся к калитке. Со стороны деревни светили факелы, приближаясь. Народ с вилами и косами бежал к церкви, купол которой тихо скрипнул и всем весом камнем рухнул вниз на отца Никифора, насквозь пробил крестом, пригвоздив к земле. Холопы испуганно закричали, видя, как тяжело сопя, умирал хозяин, но бросаться помогать не стали.
Только один из трёх холопов остался в своём уме, в двадцать пять лет он постарел за ночь. Седой, как лунь, заикаясь, пытался рассказать подробности прибывшим крестьянам.