Влюбиться в жертву
Шрифт:
В кухне был наведен, наверное Ритой, полный порядок – никаких следов поздних посиделок.
«Спасибо, Ритуль!»
Тина любила свою уютную кухню и терпеть не могла, когда оставалась грязная посуда.
Ожидая, пока закипит чайник, девушка подошла к окну и уткнулась лбом в стекло, рассматривая ночную улицу.
Желтые фонари освещали деревья вдоль дороги, проехал одинокий автомобиль, слышалась песня, выводимая чьим-то пьяненьким хором, доносился низкий, никогда не затихающий гул ночной Москвы.
– Руки болят? – раздался голос за спиной у Тины.
От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась.
В проеме
– Ты меня напугал!
– Извини, я не хотел.
Он притворил за собой дверь, подошел и посмотрел ей в глаза.
Они смотрели друг на друга, как будто остановив время и ощущая нечто нереальное – узнавание, признание, единение, проваливаясь куда-то в непознанное, может, друг в друга, в глубь веков, бог его знает!
Но точно – вместе!
Громко щелкнул в полной тишине, как выстрелил, закипевший чайник, разбивая это взаимное познание и возвращая их в действительность.
Артем дотронулся кончиками пальцев до щеки девушки и, забыв придать вопросительности предложению, сказал:
– Ты выйдешь за меня замуж!
– Ты спрашиваешь или утверждаешь? – почему-то шепотом, не отводя от него глаз, спросила Тина.
– Утверждаю!
Беркутов, оторвав ее от пола, крепко прижал к себе своими сильными, самыми замечательными в мире руками! Тина повисла на нем, сцепив руки и ноги у него за спиной. А он подтянул ее повыше, одной рукой подхватив под попку, другой крепко обняв за спину, и стал не спеша расхаживать по кухне, слегка покачивая, пытаясь унять ее боль в запястьях.
Он чувствовал ее всю и чумел от этих ощущений, точно зная, что она его, вся, вместе с этим халатиком и ночнушкой и всеми трудными мыслями в голове, и даже с не изжитыми до конца детскими комплексами.
Тина чувствовала возбуждение Артема, даже его мысли чувствовала, словно слышала! Положив голову ему на плечо, она вздохнула и сказала:
– Я о тебе ничего не знаю, кроме таких незначительных деталей, как то, что ты носишь ключ от наручников в пряжке ремня.
– А я тебе все расскажу! – весело пообещал он.
Беркутову приходилось постоянно напоминать себе, что Тине больно и единственное, что ей сейчас нужно, это успокоение и утешение. Ему казалось, что рука, поддерживающая ее под попку, посылает сигналы не в мозг, а ровно в противоположном направлении.
– Нам нельзя, – помогая ему, сказала Тина. – В целом, потому что у тебя уголовное дело, где я главная подозреваемая или фигурантка, как там у вас это называется. И в частности, потому что в доме спят гости. Давай, что ли, чаю попьем и поговорим.
– Знаешь, – тихо предупредил он, – сейчас эти «нельзя» меня вряд ли остановили бы! Но нам нельзя – ты вся в порезах и царапинах.
– А это вряд ли бы остановило меня, – в тон ему ответила Тина.
– Молчи, женщина! А то люди в доме прослушают полный курс необузданного секса!
Он усадил ее на стул и, поцеловав в лоб, отошел – подальше от искушения.
– Молчу! Чаю?
– Давай лучше водки! А то я от стресса так и не принял со всеми за ужином, думал, может, тебя потребуется в больницу отвезти.
– А давай! – согласилась она. – Составлю тебе компанию, может, болеть так сильно перестанет.
– Ты сиди, – остановил ее Артем, когда Тина поднялась. – Я сам все достану.
Он открыл холодильник и начал выставлять на стол остатки закуски,
Тина зачарованно следила за его действиями, она поймала себя на том, что еще никогда не видела, чтобы мужчина накрывал на стол. Папе мама никогда не позволяла, а Лешка… Смешно.
Артем, расставив все на столе, разлил водку по рюмочкам-мензурочкам и сказал тост:
– За обезболивание!
Они чокнулись и выпили, и, с удовольствием хрустя соленым огурчиком, Артем сообщил:
– Сразу снимая лишние вопросы, сообщаю: я не женат и детей у меня нет.
– А был? – заинтересовалась Тина.
– Был, три года назад, развелись. А про тебя у меня все запротоколировано.
– Ужас какой-то! Никаких секретов и женской таинственности!
– В тебе целый вагон женской таинственности! – рассмеялся он. – А разгадывать секреты – моя специальность.
– Почему ты выбрал эту профессию?
– Ты знаешь, что ты совершенно неординарная? – спросил Артем весело. – Вместо того чтобы спросить про жену и почему я развелся, что логичнее для женщины, ты спрашиваешь о выборе профессии!
– Ну хочешь, спрошу, почему развелся? – спохватилась Тина, хотя почему-то это было ей не так интересно.
– Давай еще по одной? – предложил он.
– Давай.
Выпив, Артем задумался, посмотрел в темное окно, пытаясь сформулировать ответ для себя самого.
– Удивительно, но я только сейчас понял, что никогда не задавал себе такого вопроса. Школу я окончил с золотой медалью и после армии поступил на юрфак МГУ как-то легко, без всякого блата.
Артем встал, взял со столешницы сигареты, открыл пошире форточку и закурил, давая себе время сосредоточиться.
– Мое поколение приняло на себя весь перелом – переход от одной жизни к другой. Мы начинали учебу в Союзе, а закончили в России, после полного развала страны. Еще в университете все кинулись в кооперативное движение, в зарабатывание денег. И к диплому как-то незаметно все поделились на богатых и не богатых, еще не бедных, но уже других. И все как обычно: богатые презирают бедных за неумение крутиться и зарабатывать и за большую степень свободы от денежных знаков; бедные – ненавидят богатых по исторически сложившейся традиции. Что удивительно, ничего делать не будут, даже не попытаются, просто лежат на диване или пьют водку и ненавидят! Те, кто почувствовал вкус денег, утратили чувство грани, за которой надо остановиться, чтобы остаться человеком. Те, кто, ничего не делая, просто ненавидят, доводят этим себя до шизы и деградации. Мне не нравятся оба полюса! Я за то, чтобы всеобщий психоз денег, захлестнувший страну, не распространял вирус ненависти, как заразу. Я точно знаю, что для этого нужны простые действия, типа «вор должен сидеть в тюрьме»! Человек должен знать, что наказание неотвратимо для всех, независимо от размеров кошелька и должности. Я понимаю, что это звучит пафосно, да и с органами власти и законами у нас пока беда, но начинать надо с себя. И про взятки и коррупцию все понимаю, в моей работе это вокруг и рядом. Казалось бы, хороший мужик, и знаешь его отлично, и столько дел вместе раскрутили, а выясняется… Постоянно. Мне это претит. Поэтому я постою на рубеже, зная, что если дело проходит через меня и человек действительно виноват, я доведу его до суда, чего бы мне это ни стоило.