Влюбленная в море
Шрифт:
Дон Мигуэль слушал внимательно, затем подался вперед.
— И вам нравится быть мальчиком? — спросил он.
— Очень! — с некоторым вызовом ответила Лизбет. — Вначале было немного странно, а теперь я привыкла.
— И все же, будь вы женщиной, как изменилась бы атмосфера на корабле! Все старались бы услужить вам, офицеры наперебой добивались бы вашей благосклонности, каждый приобрел бы галантность. Мужчины работают гораздо лучше, если это делается ради женщины.
— Родни бы ваши слова возмутили, — сказала Лизбет. — Он не одобряет
— Англичане так непредсказуемы, — пожал плечами дон Мигуэль. — Но я не могу понять, как вы, такая красавица, умудряетесь держать их в заблуждении. Хотел бы я посмотреть на вас, одетую в те шелка, что лежат сейчас в трюме. Это китайский шелк, его можно пропустить сквозь кольцо, настолько он тонкий. Там есть рулон изумрудного цвета… есть и изумрудное ожерелье, которое изумительно смотрелось бы на вашей шейке.
Он внезапно поднялся и взглянул на дверь, ведущую на палубу. Она была затворена, матросы все еще продолжали петь, вверху слышались мерные шаги вахтенного офицера.
— Сейчас я вам кое-что покажу, — сказал дон Мигуэль. Он прошел по каюте, снял со стены одну из картин и положил ее на пол. Деревянная панель под картиной ничем не отличалась от остальных в этой комнате. Дон Мигуэль нажал скрытую пружину, и часть панели отъехала в сторону. Тайник был запрятан так ловко, что догадаться о его существовании было невозможно. Лизбет невольно затаила дыхание.
Из отверстия за панелью дон Мигуэль извлек старинную шкатулку, украшенную богатым орнаментом. Шкатулка оказалась заперта, и испанец снял с шеи ленту, на которой висел маленький золотой ключик. Крошечный висячий замок тоже был сделан из золота. Испанец открыл его ключом, откинул крышку, и из губ Лизбет вырвался изумленный возглас.
В шкатулке лежали драгоценности всевозможных видов. Тут были и жемчужины разнообразной формы и размеров, нанизанные на нитки и в своем первозданном виде, и рубины, и огромные сапфиры, оправленные в серебро, а сверху красовалось ожерелье из изумрудов, оправленных в золото. Дон Мигуэль вынул его и показал Лизбет.
Это была самая красивая вещица, которую приходилось видеть Лизбет. Она инстинктивно протянула к ожерелью руки.
— Я хотел бы увидеть, как оно будет смотреться на вас, — тихо сказал дон Мигуэль.
— Оно просто сказочное! — воскликнула Лизбет, не слыша его. — Я еще не видела таких огромных изумрудов.
— Тут есть такой же браслет и еще перстень, — сказал дон Мигуэль.
— Внутри камней словно горит маленькое пламя, — удивленно проговорила Лизбет.
— Так оно и есть. Вы знаете, что пламя внутри изумрудов — это отражение пламени, вспыхивающего в сердце мужчины, когда он видит любимую женщину, — сказал дон Мигуэль. — Рубины означают страсть, но в Испании изумруды означают любовь, которая сильнее страсти.
Говоря это, дон Мигуэль извлек из шкатулки перстень — огромный
Мгновение она смотрела на него. Дон Мигуэль наклонился, и она почувствовала на своих пальцах прикосновение его губ.
— Он ваш, — сказал испанец. — Храните его подальше от чужих глаз, потому что это мой подарок.
С неожиданным гневом Лизбет вырвала у него свою руку.
— Как вы могли подумать, что я способна на это? — сердито спросила она, стянула перстень с пальца и бросила его обратно в шкатулку. — Вы разве не понимаете, что содержимое этой шкатулки принадлежит не кому-то одному, а всем? Часть драгоценностей обратят в деньги для членов команды, часть пойдет тем, кто финансировал плавание. Если я приму от вас перстень, я совершу кражу. Более того, теперь, когда вы показали мне, где спрятаны драгоценности, вы должны рассказать о тайнике и Родни.
Дон Мигуэль колебался.
— Если вы этого не сделаете, то сделаю я! — воскликнула Лизбет. Он улыбнулся, и она почувствовала, как ее гнев улетучивается.
— Пожалуйста, не сердитесь на меня, — попросил он. — Я не знал, что у вас такие высокие понятия о справедливости. Но что значит один перстень среди всего этого богатства, которое составляет многие тысячи английских фунтов? Я просто хотел подарить вам что-то от себя, но забыл, что мне здесь уже ничего не принадлежит.
Смирение, прозвучавшее в его голосе, тронуло Лизбет.
— Мне не следовало так разговаривать с вами, — быстро сказала она. — Очень мило с вашей стороны, что вы захотели сделать мне подарок, и я благодарна вам за это, даже несмотря на то, что ничего не могу принять от вас.
— Но кое-чем вы уже завладели, — сказал испанец тихо и отчетливо, убирая изумруды назад в шкатулку.
— Чем же это я завладела? — удивилась Лизбет.
— Моим сердцем, — был ответ. Несколько мгновений Лизбет не могла понять, о чем он говорит, но, удивленно глядя ему в лицо, увидела, как в его серьезных глазах мелькнул огонь — такой же, как тот, что сиял в глубине изумрудов.
— Ох, нет, нет! — вырвалось у нее.
— Но это правда, — заверил ее дон Мигуэль. — Неужели вы так скромны, что всерьез полагаете, будто я мог проводить с вами день за днем, видеть вас, слушать, разговаривать с вами и не полюбить вас? Неужели вы не знаете, как вы привлекательны?
— Нет, разумеется, нет. — Как ни расстроило Лизбет услышанное, на ее щеках мило заиграл румянец.
— Вы прелестны, очаровательны, вы околдовали меня с первой минуты, — говорил испанец. — Вы англичанка, а я до сих пор считал, что англичанки холодны и невыразимо скучны, но вы похожи на ртуть. Ваши волосы притягивают меня, как костер притягивает замерзающего путника. Я нуждаюсь в вашем тепле, маленькая Лизбет. Мне очень одиноко и холодно вдали от дома. Вы нужны мне…