Влюбленные лжецы
Шрифт:
Не желает ли Пол к чаю еще один сэндвич с маслом? Хорошо. Не желает ли он выпить? Очень хорошо. А точно ли он не хочет побыть с ними подольше, скромно поужинать с ними печеными бобами на эдаких больших гренках и остаться у них ночевать? Вообще-то места вполне достаточно.
Только этого не хватало! Он едва дождался момента, когда можно было вырваться из этого дома. Хотя потом весь обратный путь на поезде он не уставал твердить себе, что не сделал ничего такого, за что его могли бы посчитать невежливым.
Когда он проснулся, то едва ли был способен съесть полагающийся ему завтрак — так нервничал из-за предстоящего
— С кем вас соединить? — спросила телефонистка. — Простите, она из какого отдела?
— Видите ли, все, что я знаю, — она работает у вас. Не могли бы вы как-нибудь…
— Подождите минутку… ага, вот: да, у нас действительно есть некая мисс Колби, зовут Марсия, работает в издержках. Сейчас соединю.
И наконец, после нескольких гудков и щелчков, а также после продолжительного ожидания, на другом конце провода прозвучал чистый, как звук флейты, и счастливый, оттого что он ей позвонил, голос его сестры — сладкий голос английской девушки.
— …Это было бы чудесно, — щебетала она. — Сможешь зайти за мной около пяти? Первое здание сразу за главным, как раз налево от статуи Рузвельта, если идти со стороны Беркли-сквер. Там не заблудишься. И я сразу выйду к тебе, если подойдешь раньше, а если будешь опаздывать, тогда, ясно дело, я тебя подожду.
После того как она повесила трубку, понадобилось еще какое-то время, чтобы до него дошло: во время всего разговора она так ни разу и не назвала его по имени — наверное, тоже робела. В цокольном этаже Красного Креста в жарком, душном помещении двое потных кокни, полураздетых и что-то невнятно лопочущих на своей тарабарщине, занимались частным бизнесом — отпаривали всю вашу форму за полкроны. К ним всегда стояла очередь солдат, желавших получить услугу подобного рода, и Колби тоже решил убить на это часть дня. Он-то знал, что форма у него в полном порядке, но уж очень хотелось выглядеть сегодня вечером на все сто.
Уже приближаясь к посольству со стороны Беркли-сквер, он решил поупражняться в походке, которая, как ему хотелось надеяться, должна смотреться со стороны как бесшабашно-беззаботная, и принялся с каждым шагом оттачивать ее. Вскоре показалась статуя Рузвельта, а за ней — тот корпус посольства, где работала его сестра. И вот из глубин коридора, стараясь пробраться сквозь толпу идущих впереди нее женщин и девушек, возникла с виду нерешительная, большеглазая и то ли серьезная, то ли улыбающаяся девушка, которая одна лишь и могла оказаться Марсией.
— Пол? — спросила она. — Пол, неужели это ты?
Он ринулся вперед и стиснул ее в медвежьих объятиях, прижав ее руки к бокам и уткнувшись в ее волосы. Ему хотелось оторвать ее от земли так, чтобы она рассмеялась, и ему в самом деле это удалось, — возможно, благодаря его усердной самоподготовке по части бесшабашно-беззаботной походки; когда же ее туфельки снова коснулись пола, она и вправду смеялась, и по всему было заметно, что ей понравилось.
— Ну и ну! — воскликнула она, — Ты просто чудо!
— И ты тоже, — проговорил он.
По предложению Марсии они зашли в «довольно милый небольшой паб неподалеку отсюда», и он мысленно поздравил себя с тем, как у него все хорошо получается. Он свободно болтал с ней и пару раз даже заставил сестру опять рассмеяться, сам слушал внимательно и проявлял благожелательность. Он
— А что значит «работать в издержках»? — спросил он, когда вернулся обратно к столику.
— Да так, ничего особенного. В коммерческой компании это, наверное, называлось бы расчетным отделом. Я занимаюсь платежными ведомостями… Ах да, понимаю, — проговорила она, остроумно сопровождая свои слова насмешливо-кислой улыбкой, — это, конечно же, мама сказала тебе, что я «состою при американском посольстве». Боже мой! Когда я еще с ней жила, то несколько раз слышала, что она так говорит кому-нибудь по телефону. Как раз тогда-то я и решила переехать от нее.
Пол был настолько занят собой, что лишь теперь, поднося огонь к ее сигарете, заметил, какой симпатичной девушкой стала Марсия. И дело было не только в ее лице, она выглядела потрясающе с головы до ног.
— …Пол, боюсь, у нас тут вышла накладка со временем, — сказала она. — Видишь ли, завтра у меня последний день перед отпуском, и я понятия не имела о твоем приезде, вот и договорилась с одним человеком провести вместе неделю в Блэкпуле. Но завтра вечером, если хочешь, мы можем еще пообщаться… Хочешь, приходи ко мне: посмотришь, как я живу, поужинаем вместе или займемся еще чем-нибудь.
— Чудесно, обязательно приду.
— Вот и хорошо. Приходи. Ужин будет не слишком обильный, но можно сегодня поужинать поплотнее. Боже мой, я такая голодная, а ты? — Пол заметил, что за время войны многие английские девушки приучились восклицать «боже мой».
Она повела его в заведение, о котором отозвалась как о «хорошем ресторане, который снабжается с черного рынка». Это было теплое, запирающееся на замок помещение на верхнем этаже дома, почему-то напомнившее о тайных сборищах. Там они сидели в окружении американских офицеров и пришедших с ними женщин, щедро насаживая на вилки обильные куски того, что Марсия называла стейком из конины. Странно, но в присутствии друг друга они робели, словно дети, попавшие в чужой дом. Однако уже в следующем на их пути пабе они дали волю воспоминаниям.
— Странно все это, — говорила Марсия, — сначала я здорово скучала по папе, и это даже походило на болезнь, а потом вдруг получилось, что я даже забыла, как он выглядит на самом деле. И в последнее время… в общем, не знаю. Его письма кажутся мне… какими-то навязчиво-пустыми. Бессодержательными, что ли, скучными…
— Ну да, он очень… да.
— А однажды, во время войны, он прислал мне брошюры о венерических заболеваниях, выпущенные Американской службой здравоохранения. Знаешь, по-моему, это не слишком тактичный поступок, как ты считаешь?