Влюбленные лжецы
Шрифт:
В этом приятном, хотя и полуразрушенном бомбежками городке для расквартированной в нем стрелковой роты находилось не слишком-то много занятий — разве что прогуливаться по улицам, пользуясь хорошей весенней погодой, и время от времени демонстрировать, по словам Уиддоза, что «все под контролем». Однажды после обеда Пол Колби стоял часовым на самой вершине упомянутого холма. Вокруг было безлюдно. И вот на закате к нему подошла русская девушка и улыбнулась так, будто перед этим долго наблюдала за ним из окна. Она была лет семнадцати, стройная и хорошенькая, в стареньком, выцветшем ситцевом платьице, какие носили все русские женщины, и ее молодые, упругие груди
Он отвесил нечто вроде легкого и учтивого поклона — во всяком случае он надеялся, что это выглядит именно так, — и поздоровался с ней за руку. Молчаливое начало для знакомства было положено, и она ничем не дала понять, будто считает его глупым или неуместным. Тогда он нагнулся, чтобы положить на траву винтовку и каску, снова выпрямился и обнял ее обеими руками — прикосновение к ее телу было восхитительным. Он поцеловал ее в губы, и она ответила ему, наполнив его рот трепетом просунутого в него языка. Высвободив одну из ее восхитительных грудей, он положил на нее ладонь (он ласкал ее столь отчужденно, будто та взаправду была персиком со вздувшимся бугорком соска) и через какое-то время ощутил прилив крови, но потом испытал хорошо известную ему неистребимую робость и крайнюю стеснительность, как бывало всякий раз, когда он прикасался к девушке.
И как прежде, он снова нашел себе оправдание: нельзя же пойти с ней в дом, скорее всего, там сейчас много других русских — во всяком случае, так ему казалось, — но и нельзя остаться с ней на улице, где их непременно кто-нибудь увидит. И вообще, скоро появится грузовик, развозящий часовых.
Поэтому ему ничего не оставалось, как выпустить девушку из своих цепких объятий и, лишь слегка приобняв ее, просто стоять рядом, любуясь вместе с ней закатом с высоты холма. Так они стояли и стояли, и ему даже пришло в голову, что мог бы получиться неплохой последний кадр с постепенно исчезающим изображением для какого-нибудь пафосного советско-американского фильма под названием «Победа над фашизмом». А когда грузовик действительно приехал, Полу даже не удалось солгать самому себе, будто испытывает злость или разочарование: на самом деле он почувствовал радость свободы.
Во втором отделении служил один молчаливый, практически неграмотный солдат по имени Джесси О. Микс — один из трех или пяти человек во всем взводе, которые в день выдачи месячного жалованья ставили в платежной ведомости крестик вместо подписи. Так вот, всего через два дня после того, как имело место затемнение в последнем кадре советско-американского фильма, этот Джесси О. Микс полностью вступил в права обладания той сладкой девчушкой.
— Седни ночью нет смысла шукать старину Джесси, — говорил кто-то из солдат. — Да и завтрева тоже. Старину Джесси трахает клё-ё-вая соска.
Но здесь, во Франции, в одно многообещающее, а потому прекрасное утро Мюллер и Колби явились к первому сержанту роты и отрапортовали, что прибыли получить увольнительные для трехдневной поездки в Париж. На столе у сержанта, в левом углу, на металлическом основании, привинченном к поверхности, находился пузатый вращающийся барабан, на который была намотана длинная лента с запечатанными кондомами: их можно было отмотать столько, сколько, по-вашему, их могло понадобиться. Колби нарочно пропустил Мюллера вперед, чтобы посмотреть, сколько тот возьмет, — он взял шесть, — а затем намеренно отмотал столько же и сунул их в карман.
На них были новехонькие, с иголочки эйзенхауэровские мундиры, скромно декорированные ленточками и красивыми, голубыми с серебром, металлическими полосками значка пехотинца, участвовавшего в боевых действиях, кроме того, они тщательно начистили ваксой и отполировали до блеска сапоги. Однако их походка не отличалась изяществом, потому что оба засунули в штанины брюк по паре блоков сигарет, украденных в военном магазине: поговаривали, в Париже на черном рынке каждый такой идет по двадцать долларов.
Париж произвел на них сильное впечатление: Эйфелева башня, Триумфальная арка — все достопримечательности на своих местах, прямо как на фотографиях в журнале «Лайф», причем все это великолепие простиралось на многие мили во всех направлениях и от него прямо-таки рябило в глазах: то и дело приходилось оборачиваться и смотреть, а потом снова оборачиваться и опять смотреть.
Грузовик довез их до клуба американского Красного Креста, служившего опорным пунктом для их вылазок. Там предоставлялись общие спальни, душ и регулярное питание, а также комнаты, где можно было поиграть в пинг-понг или подремать, погрузившись в роскошное, удобное кресло. Хотя только закоренелый идиот согласился бы проводить время в таком месте, когда за дверями клуба ждали таинственные приключения. Но приятели все-таки задержались перекусить, так как подошло время обеда.
Следующий шаг был — избавиться от сигарет. Это оказалось делом простым. В нескольких кварталах от Красного Креста им повстречался парнишка лет четырнадцати с совершенно непроницаемым лицом. Он провел их вверх по лестнице в запертую на три замка комнату, которая до самого потолка была забита американскими сигаретами. Его молчание немного пугало, и он так торопливо провел сделку, тут же отсчитав из увесистой пачки положенное количество красивых французских банкнот, что это позволяло предположить: через три-четыре года он вполне может стать важной фигурой в европейском преступном мире.
Джордж Мюллер взял с собой фотоаппарат, собираясь сделать снимки и послать их родителям, поэтому приятели отправились на автобусную экскурсию и до самых сумерек колесили по городу.
— Нужна карта, — сказал Мюллер, когда они наконец избавились от общества занудного гида. — Давай купим.
На улицах Парижа им часто попадались убогие старики в обносках, продававшие карты города солдатам, словно воздушные шарики детям. Развернув купленную ими карту и расправив ее на стене какого-то административного здания, Мюллер и Колби заспорили, тыкая в разные ее части и перебивая друг друга: так произошла их первая за день размолвка.
Из романа «И восходит солнце» [12] , который Колби читал еще в школе, он знал, что все чудесное и приятное чаще всего происходит в той части Парижа, которая расположена на левом берегу Сены. Мюллер также читал эту книгу, но, наслушавшись разговоров, которые велись уже несколько недель в их палатке, предпочитал местность вокруг Пляс-Пигаль.
— Джордж, но там же одни проститутки, — говорил Колби. — Неужели тебя устроит проститутка? Мы даже не попробовали найти что-то получше!
12
Роман Э. Хемингуэя, опубликован в 1926 г. (в Англии под названием «Фиеста»),