Вначале их было двое...
Шрифт:
Коля — рослый, краснощекий парень с выпуклыми глазами — кивнул головой.
Вскоре Павел убедился, что слесари, токари мастерских — народ работящий, дружный, приветливый. Почти все семейные. Конечно, их тянет поработать в своей усадьбе, для своего дома. Один мастерит щеколду для калитки, другой лудит самовар, третий делает обручи для бочонка…
Гирш сказал им, что Павел Роденко будет работать заместителем заведующего. Рабочие мастерских отнеслись к этому равнодушно: заместитель так заместитель.
Улучив удобный момент, Павел поговорил
— Действуй. А то мы уже привыкли и не замечаем недостатков.
Павел и Коля притащили из столярной доски, отремонтировали въездные ворота.
А через неделю Михеев объявил воскресник по уборке помещения. Пришли, правда, не все.
Сильной струей из пожарного шланга смывали грязь со стен, пола, вставили недостающие стекла, привели в порядок станки.
Приведя в порядок машины, трактористы расставили их в ряд, смыли с них грязь. Делали это охотно — каждый из них в свое время был солдатом.
— По указанию старшины, — усмехались механизаторы, очищая машины от грязи.
Слово «старшина» сразу приклеилось к Павлу.
— Товарищ старшина, а вечерняя поверка будет?
— А наряды вне очереди?
Все участники воскресника добросовестно выполняли указания «старшины», ибо в воскреснике принял участие и Гирш.
Гирш согласился — да, надо соорудить теплое помещение возле мастерских, поставить там хороший умывальник, иметь запас горячей воды, побелить стены.
Накануне воскресника Павел сказал матери:
— Завтра придут гости… из мастерских.
Лукьяниха захлопотала, позвала на помощь соседок. Пришла и Иринкина мать.
В воскресенье вечером к Павлу пришли рабочие мастерских, некоторые с женами. Немного позже явился и Гирш. По-хозяйски сел за стол, окинул взором гостей и пристально посмотрел на Павла — как он выглядит, не много ли выпил. Нет, ничего. Вид достойный.
Гирш выпил две чарки, не спеша, по порядку закусил всем, что стояло на столе, потолкался среди танцевавших гостей и незаметно ушел.
Лукьянихе не нравилось, что Иринка все норовит быть поближе к Павлу, то и дело что-то шепчет ему. И мать ее, Лукерья Григорьевна, не спускает с него глаз.
— Ты бы, Павлуша, зашел к нам поглядеть, как мы живем. Соседи ведь, — сказала она Павлу.
В следующее воскресенье Павел, позавтракав, зашел к Лукерье Григорьевне.
Сразу посыпались жалобы на Гирша, на председателя, на бригадира, на порядки в колхозе, на Мотрю и Елену — «живут, как барыни».
Принаряженная Иринка повертелась в хате и исчезла. И тогда ее мать издалека повела речь о другом. Долго превозносила Зою, даже утерла слезу, вспомнив, что она сирота, и словно ненароком сказала: вероятно, скоро приедет Соболевский, преподаватель музыкального училища.
— Не знаю, жених он Зоин или так… Но Мотря спит и видит, чтоб он стал ее зятем… Хочет, чтобы ее дочка жила в городе.
Когда Павел поднялся, чтобы уйти, внезапно появилась Иринка и вызвалась идти с Павлом в клуб. Так они на виду у всех и прошли по селу.
В клубе демонстрировалась старая кинокомедия «Девушка с характером», и все же зал был переполнен. Павел понял, что ему и Иринке придется смотреть фильм, стоя у стены.
Неожиданно ему подала знак Зоя, подняв два пальца: есть два места. Павел почувствовал себя неловко — пришел в клуб с Иринкой… Зоя же позаботилась и оставила для них места. Значит, ей безразлично, с кем он пришел? Зоино внимание сегодня не радовало его.
Рядом с Зоей сидел — Павел догадался — этот самый… Соболевский, о котором говорила мать Иринки.
Знакомясь с Павлом, Соболевский поднялся — статный, с волнистой шевелюрой, приятными чертами лица, одетый скромно, но со вкусом.
— Борис, — представился он Павлу просто, без тени высокомерия или снисходительности.
Иринка многозначительно посмотрела на Павла: ну что?!
Уселись рядом. Соболевский откровенно оказывал внимание Зое.
Домой возвращались вчетвером. Павел пытался отстать, в чем ему, хохоча без всякого повода, помогала Иринка. Но Зоя, зажав пальцами низ рукава гимнастерки, заставляла Павла идти рядом с собой. Сердце Павла от радости так стучало, что ему казалось, будто этот стук слышит вся улица.
Во дворе Зою ждала на этот раз Матрена Григорьевна. С Соболевским Мотря разговаривала подчеркнуто любезно, пригласив на завтра к обеду. На Павла — едва взглянула.
Павел проводил Соболевского до дому, где тот остановился. Дорогой Борис заговорил о том, что у Зои незаурядные способности, что, может быть, она в будущем станет знаменитой певицей. Завтра он пойдет к Касатенко и будет настаивать — пусть хоть небольшая группа художественной самодеятельности Дубовки отправится на фестиваль в новых костюмах. И просил Павла поддержать его.
В эту ночь не спали четверо: Павел, Борис, Зоя и Иринка.
10
Едва Зоя и Матрена Григорьевна вошли в дом, как Мотря стала упрекать ее. Правда, мягко, осторожно:
— Дочка, и чего к тебе прицепился этот солдат? Может, еще сватать тебя вздумает?! Неужели и тебе суждено всю жизнь грядки копать, коров доить или на счетах щелкать? Не о такой судьбе мечтал твой батько. Даже перед смертью просил, чтобы ты на скрипке играла. А ты забыла, когда ее в руки брала.
Матрена заплакала — она не могла примириться с гибелью Якова, который был ее гордостью.
— Такой славный, образованный человек внимание тебе оказывает, специально из-за тебя в Дубовку приезжает, в город зовет… Подумай, дочка, из какой семьи Борис Владимирович. Отец профессор, мать — директор зубной поликлиники… Неужели ты своего счастья не видишь?
— Вижу, мама… Хорошо вижу.
— Ну? Так зачем же ты сворачиваешь с ясной дороги?
— Я свою дорогу хорошо вижу и сворачивать с нее не собираюсь.