Вне имён
Шрифт:
Я прочел письмо Николая. Он вошел в одну из социальных сетей и написал письмо Марии. Личным сообщением.
"Я не знаю, что произошло, Мария! Наверное, ты вошла в комнату, а меня там нет. Или, быть может, я умер, и ты нашла труп. Я не знаю, почему, но я стал совсем другим человеком. Увы, не метафорически, а в полном смысле. На самом деле. Я живу, существую, в другом теле...
Я знаю, что в это нельзя поверить. Я бы не поверил. Но я - есть, я существую. Существую в чужом мне теле... Теле инвалида. И я такой...не могу встретиться с тобой, Мария. Всё изменилось.
Люблю тебя. Прощай. Родная, милая... Прощай навсегда.
Николай".
И что же мне, Фрэду, теперь делать? Прежде всего, наверное, разобраться, что же произошло... Я пошлю письмо Николаю. Прикреплю файл... Прямо на экран его компьютера. Файл без имени...
"Николай! Кажется, в твоем прежнем теле... Теперь живет совсем другой парень. Не спрашивай: я сам не знаю, как такое возможно. Но я просто обязан теперь узнать, что же произошло. Прости, что вмешиваюсь. Твоя Мария сейчас уже много дней совсем не выходит в сеть, но раньше, до этого... Она рассталась С ТОБОЙ. Тем "тобой", который не есть ты. Это... Не очень хороший парень. Думаю, что кто-то провел некий странный и страшный эксперимент, и пока не знаю, с какой целью. Тебя с кем-то поменяли телами... Вспомни и напиши, как это случилось. Это может быть важным. Я случайно познакомился с Марией и, таким образом, встрял в это дело. Она была очень расстроена, и набрала в поисковике слова отчаяния... Я не мог не откликнуться.
Я - Фрэд, интел."
И вот... Уже и ответ. Николай получил моё письмо и ответил...
"Здравствуй, Фрэд! Тогда...не говори Марии ничего. Не говори... Мне надо во всём разобраться. Как? Не знаю. Если можешь, удали каким-то образом моё письмо из сети (я слыхал, что интелы иногда могут делать подобное). Где Мария, как она, не попала ли в неприятности? Теперь я сильно волнуюсь за нее. Пожалуйста, сообщи, если что о ней узнаешь. Я теперь - инвалид. Живу в соседней с Николаем квартире (не знаю, можно ли мне теперь подписываться "Николай"). Как ты думаешь, Фрэд, в моем теле теперь - сосед-инвалид? Нас поменяли местами? Зачем? Пиши мне... Я постараюсь вспомнить всё и написать, как это произошло. Фрэд, сейчас я только с тобой могу поделиться моей бедой.
То ли "Николай", то ли "инвалид Владик".
Глава 5. Ключ.
– Блин! - Эйджен смотрела на Марию с досадой.
– Скучно... Снова - трудотерапия, клеить коробки... Потом - сон среди дня. Жрать три раза... Бурду всякую. Я тут скоро превращусь в толстую свинину!
– В свинью, хочешь сказать?
– Ага! А есть разница?
– Наверное, в этом случае - нет. Эйджен, а кто эта новенькая из общей палаты, которая всё время плачет?
– Эта? Кажется, Ангелиной зовут. А что?
– Мне её страшно жаль. Что с ней?
– Она...Политическая. Кажется, что-то подожгла.
– А что с Галиной, тоже новенькой, из "надзорки"?
– Та - действительно без крыши. Её скоро в нашу палату переведут. Только в нашей есть кровать свободная. У неё, как санитарки между собой говорили, "сезонное обострение", а лечить её - бесполезно; это не лечится. Чуть-чуть притихнет - сразу отпустят. Дуракам везет.
Они сидели в так называемой "гостиной": в обширном помещении, в котором "гуляли" более-менее свободные пациенты (не из общей, "надзорной", палаты). Здесь же, по утрам, проводили так называемую "трудотерапию", тут же три раза в день выдавали пищу, тогда в стенке окошечко раздачи открывалось. Огромный плазменный телевизор тоже висел тут, высоко, на стене. Непонятно, для кого он был установлен: днем он был всегда выключен.
– Эйджен!
– А?
– Ты... Помнишь, как мы вчера кино смотрели? Про психушку. Смешно в психушке про психушку смотреть, правда?
– "Пролетая над гнездом кукушки"... Нет, я такое не люблю. Мне больше мульт про гестапо понравился.
– Ну, всё равно... Как ты думаешь, если бы всех, кто здесь находится, взяли бы и отправили куда-нибудь на волю, на море, в лес, в нормальные условия жизни...То, быть может, у всех у них психика восстановилась бы?
– Не знаю. Вряд ли. Хотя... Кто его знает. Это был бы совсем другой мир.
– Иногда я хочу в другой мир. До того хочу, что даже согласна была бы... Для этого умереть.
– Это - моя область. Это - я суицидник. А ты... Ещё помиришься со своим Николаем.
– Правда?
– Всё может быть.
– Сегодня - тоже попросимся кино ночью смотреть?
– Ага. Сегодня Настенька дежурит. Я её почти что люблю. Она разрешит.
– Смотри, кажется, снег падает!
– Действительно!
Они подошли к окну.
– Говорят, здесь стёкла особые. Бронебойные. Не вышибешь. Ты кромсала когда-нибудь тонкое стекло руками? Ну... Если бокал в руках сильно сжать...
– Нет, - Марию передернуло.
– А это - толстое... Или же - высокопрочное. Одна пациентка в "надзорке" подбежала к окну и успела удариться об него всем телом.
– И - что?
– А ничего. Оттащили и привязали к кровати. И магнезию вкололи. А стекло не разбилось.
– Хочешь, я тебе ещё одну тайну открою? О себе что-то расскажу, - помолчав немного, сказала Эйджен. И, не дождавшись ответа от Марии, которая вдруг призадумалась, добавила:
– Я стихи пишу. Иногда. Сегодня тоже написал. О тебе. Прочесть?
– Наверное, не надо.
– Почему? Боишься, что не понравятся?
– Ага...
– Чушь. Слушай:
Ты - роза печали ясной.
А я - чертополох на поле.
Судьба тебе - быть прекрасной.
А мне - быть грозой и болью.
Ах, если бы мне не думать,
И не завидовать чёрно.
И не душить тебя дурью,
И не издеваться томно.
Ты - словно звезда в ненастье.
Но мне не нужны звёзды.
Влюбляться в тебя - напрасно.
Но и не влюбляться -
Поздно.
– Перестань, Эйджен! Ты фантазируешь, но я-то здесь при чем? Слова - это просто вода. И чувства - просто вода. Но, бывает, отрываешься от берега, и плывешь по ним вдаль; что-то напридумываешь, вообразишь - тут оно с тобой и случается... Мы придумываем любовь. Иногда - так нелепо придумываем... Я не звезда и не роза, Эйджен. Я - пациентка психушки. Мы обе - пациентки психушки.
– Вот ты и проговорилась: "обе"... Ты считаешь меня обычной девушкой? Только, у которой поехала крыша... Ты скоро, наверное, посоветуешь мне, как это делали другие, одеть красивое платье и танцевать перед зеркалом, внушая себе, что я - принцесса?!