Вне имён
Шрифт:
Поехали они почему-то на личном транспорте тетеньки, которая уже ждала ее у диспансера. А больница, в которую она ее привезла, оказалась огромным светлым зданием со множеством коридоров и кабинетов, представляющим собою в проекции, скорее всего, букву "П". Если бы Маше предложили самостоятельно в городе отыскать ее потом, она, скорее всего, сделать бы этого не смогла. Она не представляла себе даже, в каком районе города она находится. В больнице (впрочем, никаких опознавательных надписей учреждение над входом не имело) тетенька завела ее в лифт. На одном из этажей они вышли из лифта и направились по коридору в один из совершенно одинаковых кабинетов без номеров. Там за столом сидел только один на весь огромный кабинет человек в белом халате. Он только поднял глаза на вошедших, укоризненно покачал головой, а потом махнул рукой - и подписал протянутую тетенькой бумажку. Ее глаза при этом злобно и недовольно сверкнули.
После этого, не говоря ни слова, тетенька довезла Марию до одной из станций метро, до этого изрядно поколесив по городу. Попрощалась она с Машей немногословно, абсолютно не глядя на нее. Обращаясь теперь, как с неодушевленным предметом - явно читалось, что этот разговор для нее тягостен, но формально необходим. Она распорядилась, чтобы Мария пришла завтра к диспансеру к десяти, и они тогда вместе поедут на операцию.
– Что с собой брать?
– спросила девушка, - Деньги? Документы?
– Ничего. Только - обязательно приходи. Обязательно! Операция срочная, - распорядительно дала последнюю установку тетенька, усаживаясь снова в машину. Она захлопнула дверцу, и, без всякого "до свидания", нажала на педаль газа. Машина тронулась.
Маша вернулась назад, в общежитие, пребывая все в том же, ватно-неконтролируемом, мороке. Ей вдруг стало бесконечно тоскливо. Так тоскливо - что хоть волком вой. "Не хочу я завтра никуда ехать, - подумала она.
– Не знаю, почему, но я не доверяю этим врачам. Не хочу операции. Операция - это противоестественно, мой организм восстает против нее. Может, лучше умереть своей смертью? Просто - температура, боль... Зато - резать не будут. Да еще...наверное, под наркозом." Она представила свое безвольное тело, беспомощно распростертое на операционном столе.
"Не хочу", - почти закричала она в голос. "Она сказала... ОБЯЗАТЕЛЬНО приходи. Значит, можно не прийти? И меня не найдут, и операции не будет? Да...но справка... Ее не закроют, не выдадут на руки, не будет оправдания прогулов, отчислят из института..." - от раздумий, что же теперь делать, Мария, в ее теперешнем болезненном состоянии, и вовсе проявила полную неадекватность. Она завалилась, уткнувшись лицом в подушку, и стала тихонечко выть.
В таком состоянии и обнаружили её соседки по комнате, когда пришли с занятий.
– Машка, ты чего?
– спросила Ира. Та не отвечала.
– Тебя - что, псих накрыл? Черепаху с крестом вызвать?
– глумливо спросила Алина.
И тут Марию внезапно осенило: "Психушка! Туда берут бесплатно! И без документов. Отлежаться там с неделю - и будет ей справка. И почки там не вырезают". Подумав так, она попросила:
– Да, Ира, Алина! Вызывайте мне "скорую".
Ирка ошарашено уставилась на нее.
– У меня - голоса! И глюки!
– простонала Мария.
И девчонки действительно вызвали "скорую". Вскоре в комнату ввалились два здоровенных дяденьки.
– Кто тут у нас заболел?
– заботливо спросил первый.
Девчонки указали на Машу.
Та сидела на кровати, картинно завернувшись в простыню, и откровенно валяла дурочку:
– Доктор! Я видала тараканов, там, в углу! Здоровых таких. А еще - синий квадрат. Он за мной гонялся!
– Так..., - сказал санитар понимающе, - А травма головы в детстве была?
Его напарник тем временем уже достал направление и стал заполнять.
– Не знаю. Не помню. А вот видения...Красивые такие. Всегда были. Знаете, доктор, а однажды я видела ангела.
– Так, эта - точно наша, - подытожил первый санитар.
– За носилками спустимся?
– Да я и сама могу пойти. Только, может, я вначале переоденусь?
– спросила Мария.
– Никаких "переоденусь". Пойдем скорее, а то машина уедет, - подмигнул второй санитар первому.
– Хочешь покататься?
– Прямо так и идти: в халате и тапочках?
– Да! На выписку - девчата вещи тебе принесут. Спускаемся! И - побыстрее, машина ждет!
В больнице ее "сдали" невысокой невзрачной санитарочке, которая что-то постоянно жевала. Или - делала вид, что жует. Та завела ее в маленькую комнатенку, спросила фамилию - имя - отчество - дату рождения, после чего скомандовала:
– Раздевайся!
– Зачем?
– Мыться будешь. И переодеваться. Ты хоть знаешь, где ты?
– Знаю. На Пряжке.
– На Пряжке, - неожиданно обиделась санитарка.
– Нет, Пряжка - заведение грубое. А у нас здесь - хорошая больница. Мы вас не обижаем. Мойся. Только крестик-то сними.
– Зачем?
– Крестик - нельзя. Ничего нельзя.
Одежда, выданная ей после омовения в большой железной ванне, была старенькой, но чистой и выглаженной. Не полосатый, как почему-то представляла Мария, халат, а просто темно-серый пиджак или рубаха (по "фасону" было не определить), так сказать, "свободного" покроя и очень большого размера. И в придачу широкие - широкие брюки на "завязочках". Приняв ванну, более походившую на старое корыто, Маша облачилась в ЭТО, после чего последовала за санитаркой в палату.
В палате последние несколько дней она усиленно отсыпалась, и, наконец, почувствовала, что начинает восстанавливаться от депрессии. Пока ее до сих пор не водили к врачу и вообще не трогали, только "закармливали" таблетками. Она видела, что происходило в этой общей палате, называемой "надзорной", с теми, кто отказывался есть таблетки: их насильно кололи магнезией или же привязывали к койке (после того, как они бурно "отказывались"). И потому, свои таблетки в первый прием она дисциплинированно проглотила. И правильно сделала, потому что у нее тут же потребовали: "Покажи язык!" Но, будучи, таким образом, впоследствии на хорошем счету, она их прятала под язык и выбрасывала в туалете.
А сегодня ее, наконец-то, перевели из "надзорки", в которой постоянно дежурили две санитарочки, в одну из "общих". Перевели вчера вечером, и она сразу заснула.
Сейчас она сидела на кровати, припоминая сон. И никак не могла вспомнить хотя бы что-то; и, тем не менее, не вспоминавшийся сон не давал покоя. Что-то там было важное, как ей казалось...
Теперь напротив нее на кровати лежала девушка примерно ее возраста, с короткой стрижкой. Она смотрела в потолок и насвистывала бравую мелодию.