Вне поля зрения

Леонард Элмор Джон

Фоули продолжал пристально смотреть на нее, как бы обдумывая ситуацию и решая, что делать дальше. Боже праведный, судебный исполнитель…

— От меня воняет, да? — сказал он наконец. — Залезайте в багажник, пора сматываться отсюда.

5

Карен решила, что ее запрут в багажнике, а сами уедут, и потому постаралась поскорее нащупать свой любимый «ЗИГ-Зауер», чтобы потом не пришлось стучать ногами по закрытой крышке и молить о свободе. Она нащупала рукоятку, выдернула пистолет из кобуры

и приготовилась действовать, стрелять, если понадобится. В обойме — шесть пуль с полыми наконечниками, одна — в стволе, должно хватить. Но зек в грязной форме надзирателя — нет, этого не может быть, просто невероятно, — подтолкнул ее и лег рядом, прижав к передней стенке и обняв рукой как в постели. Она не могла даже пошевелиться, не то что повернуться и направить на него пистолет.

Крышка багажника захлопнулась, и они оказались в полной темноте — ни лучика, ни пятнышка света. Тишину разорвал звук двигателя, машина тронулась с места, выехала на подъездную дорогу, а с нее — на шоссе. Карен хорошо помнила дорогу: апельсиновая роща, потом техническое здание, дальше — каркасные дома, в которых жил кое-кто из работников тюрьмы.

Она почувствовала на себе его дыхание, и совсем рядом раздался голос:

— Вам удобно?

Хладнокровный зек, терять ему нечего. Карен зажала пистолет между бедрами, юбка задралась почти до талии.

— Немного тесно.

— Ничем не могу помочь, места совсем нет.

Интересно, удастся ли оттолкнуться ногами от стенки, резко повернуться и сунуть пистолет прямо ему в рожу?

Может, и удастся. Но дальше-то что?

— Из меня получится неважная заложница. Откуда полицейским знать, что я здесь, в багажнике?

Она почувствовала, как его ладонь скользнула вниз по ее руке.

— Вы вовсе не заложница. Скорее, компенсация — временное наслаждение после пяти месяцев каторги. Вы не представляете, как я рад оказаться рядом с красивой женщиной, от которой приятно пахнет. Зато от меня воняет, как от канализационного люка. Прошу прощения, путь на свободу был нелегок, пришлось ползти по грязи и гнили.

Он пошевелился, устраиваясь поудобнее.

— Сколько у вас здесь разного хлама… Зачем вам эти наручники, кандалы, цепи?.. А в баллончике что?

— Освежитель дыхания, — ответила Карен. — Можете воспользоваться. Брызните немного себе в рот.

— Шутите? Это же нервно-паралитический газ, «мэйс»… А здесь у нас что такое? Дубинка? Охаживаете ею спины беззащитных преступников? А где ваше оружие? Пистолет?

— В сумочке, в салоне.

Его ладонь скользнула с руки на бедро и замерла там.

— Знаете, у вас нет ни единого шанса, — продолжила она. — Охранники уже прочесывают окрестности и обязательно остановят машину.

— Они сейчас гоняются по тростнику за кубинцами.

Его спокойный, даже безмятежный тон изрядно удивил ее.

— Можно сказать, я проскочил между двух огней. Уже готов был сам подать сигнал, поднять на весь лагерь тревогу, лишь бы вылезти из дыры в неразберихе. Господи, как там воняло…

— Верю, вы угробили костюм,

что подарил мне отец. Между прочим, стоит он три с половиной штуки.

Ладонь скользнула дальше по чулку, ниже задравшейся юбки, она почувствовала прикосновение его пальцев.

— Готов поспорить, вы выглядите в нем сногсшибательно. Бога ради, расскажите, что же заставило вас стать судебным исполнителем. Я-то всегда считал, что все они сплошь этакие здоровяки, соль земли.

— Меня привлекла возможность ловить подобных вам негодяев.

— Хотите что-то доказать? Вы что, борец за права женщин? Жить не можете без того, чтобы не оторвать кому-нибудь яйца? Я много месяцев не был рядом с такой красивой, умной женщиной, подумал было, вот она, моя награда за чистую, безгрешную жизнь в тюрьме, а вы оказываетесь мужененавистницей. Скажите, что это не так.

— Откуда вам знать, умная я или нет?

— Вот видите? Вы постоянно ставите меня на место. Да, мне следовало сразу понять, что вы — воинствующая дама, любите размахивать оружием и бренчать кандалами… Но хочу вас успокоить, даже долгие месяцы воздержания не заставят меня изнасиловать вас. В жизни не занимался подобными штуками.

Господи, да этот парень пытается произвести на нее хорошее впечатление…

— У вас все равно не хватит времени, — парировала Карен. — Скоро нас остановят полицейские, машину прокинут по компьютеру, и через пять секунд выяснится, кому она принадлежит.

— Это если посты успели расставить, — ответил он, и она почувствовала его дыхание на своем затылке. — В чем я сильно сомневаюсь. Кроме того, будут искать кубинцев, маленьких, черноволосых, а не здоровенного деревенского парня за рулем «шевроле». В этом деле я целиком полагаюсь на Бога, Спасителя и моего друга Бадди. Он — настоящая деревенщина. Знаете, как это можно определить? Никогда не снимает рубашку.

Ему явно хотелось поговорить. Карен предпочитала отмалчиваться.

— Я имею в виду, на солнце не снимает. Даже в тюрьме, что в солнечной Калифорнии, всего в нескольких милях от океана, он ни разу не разделся. Боялся обгореть на солнце, как фермер. Смотришь на него в душе, лицо и руки загорелые, а тело — белее снега. Хороший парень, посылал сестре письма каждую неделю, ни разу не пропустил. Сообщал, какая у нас погода. Она писала ему в ответ, какая у нее — примерно такая же. Его сестра когда-то была монашкой, из тех, что дают обет молчания и никогда потом не разговаривают. Бадди говорил, она до сих пор мало говорит, в основном пьет.

Карен лежала на твердом полу багажника подпрыгивающей на ухабах машины рядом с бежавшим из тюрьмы заключенным — причем не просто лежала, поддерживала с ним разговор. Скорость увеличилась. Машина шла по прямой, вероятно, выехали на шоссе 441 и свернули либо в сторону Уэст-Палм, либо к автомагистрали между штатами. Впрочем, с 441-го не было выезда на платную автостраду, где можно было развить достаточную скорость. Его ладонь похлопала ее по бедру всего в нескольких дюймах от руки, сжимающей «ЗИГ-Зауер».