Вне закона
Шрифт:
Отчего я проснулся в ту ночь, я так и не понял. Просто пришел в себя уже тогда, когда сидел на кровати, а рука тянулась к помповому винчестеру, сейчас заряженному картечью. Ощущение оружия в руке немного успокоило, и я сосредоточился, прислушиваясь и пытаясь понять, что именно меня разбудило.
Ждать пришлось недолго, вскоре со двора донесся скребущий звук, словно кто-то карабкался через забор. Аккуратно выглянул в окно, стараясь не обнаружить себя, – и не ошибся: темная фигура действительно перебралась через забор с заднего переулка. Забор был высоким, да еще и гвоздями
Сунув ноги в войлочные тапки, я, как был, в одних пижамных штанах, тихо перебежал к двери черного хода, ведущего как раз во двор, и медленно и аккуратно отодвинул хорошо смазанный засов. Потом потянул дверь на себя, одной рукой подняв ружье. Петли тоже были смазаны, так что все получилось беззвучно. И когда я осторожно выглянул наружу, то под самой стеной дома увидел силуэт опустившегося на колени человека, пытающегося, судя по звуку, открыть жестянку с чем-то жидким.
– Эй! – окликнул я его, наведя оружие. – А ну, замер!
Человек испуганно дернулся и вправду замер.
– Руки подними!
Темная фигура не только подняла руки, но и встала на ноги. Разглядеть, кто мне попался, не получалось, луна, полная, как круг сыра, светила на него со спины, и тень падала на лицо, полностью его укрывая. Но револьвер в кобуре на поясе я все же разглядел, равно как и жестяную банку с ламповым маслом, стоящую у его ног. Более чем достаточная улика для того, чтобы разобраться с целью визита.
Странно, но первое, о чем я подумал в это время, было то, что ночи совсем теплые стали. Ни про прокравшегося поджигателя, ни про что другое, а вот так – про погоду. Про то, что лето совсем уже близко.
– Повернись боком. – Я чуть приподнял ружье, направив его стволы в середину груди стоящего человека.
Медленно-медленно, чтобы не спровоцировать выстрел, повернулся ко мне боком и тут же был узнан.
– Гарри? И почему я совсем не удивлен? – спросил я, обходя его по кругу, чтобы снова оказаться спереди.
Гарри – рыжий, конопатый, белолицый, невысокий и коренастый, работал продавцом в «Outlaw guns» – магазине конкурента, хозяином которого был Майк Келли, бледный и какой-то вечно невыспавшийся с виду ирландец, торговавший в прошлой своей жизни наркотой, за что, наверное, сюда и загремел.
– Ты зачем сюда залез? – решил я на всякий случай уточнить. – Сам придумал или Майк тебя послал?
– Майк послал.
Гарри был уже ни жив ни мертв от страха, а я напряженно думал над тем, что делать дальше. Вообще в городе был выборный шериф, в прошлом аутфиттер и браконьер из Монтаны, а у него был офис, а в офисе была клетка, в которую он иногда запирал или буйных, или просто подозрительных. А потом отпускал их, оштрафовав, или просто отпускал, или отпускал, избив дубинкой предварительно, а изредка даже вешал, если сидящий в камере кого-то убил в нарушение существующих правил, то есть не в порядке самозащиты, не в своем доме и не на дуэли в присутствии
А вот Гарри он, скорее всего, просто отпустит. Ну, может, даже оштрафует в свою пользу. Потому что если я его поймал у себя во дворе, куда он залез с явно преступными намерениями, и ничего сам с ним не сделал, то с какой стати за меня будет это делать шериф Хадсон? Здесь у нас самообслуживание. Сам, все сам, не маленький.
И что теперь? Отпустить Гарри? Он ведь еще ничего не поджег?
Не поджег. Но хотел поджечь. При этом поджечь дом, в котором я спал. А это как?
А это плохо. Я мог, например, в этом доме сгореть. И в любом случае остался бы без товара, имущества и всего прочего. Без порток бы остался, потому что все мое имущество и имение здесь.
Так что если я Гарри отпущу, то проявлю лучшие свои человеческие качества. Красоту души, можно сказать. Подлинный гуманизм. Но буду при этом последним идиотом. Что негуманно уже по отношению к самому себе. И подам ненужный знак другим недоброжелателям.
Поэтому я просто сказал:
– Извини.
И спустил курок.
Приклад от выстрела ударил в плечо, а Гарри мешком завалился назад и, похоже, умер еще до того, как тело его с глухим стуком ударилось о землю. Дыра в его груди была такая, что в нее кулак можно просунуть.
Я не трогал тело до тех пор, пока не прискакал шериф Хадсон с Роном Войцехом – своим помощником. Оказалось, что они не спали, а играли в покер в участке, так что рванули в эту сторону сразу, как услышали выстрелы. Посмотрели на труп, попинали его ногой, вроде как проверив на признаки жизни, покрутили жестянку с маслом, шериф вытащил револьвер из кобуры убитого и убедился в том, что он заряжен. Потом кивнул равнодушно, сказал: «Придурок сам это заслужил», – после чего вышел со двора, пообещав прислать человека с телегой, забрать тело.
На следующее утро, после того как человек с телегой все же приехал и увез тело, я, прихватив все тот же винчестер, направился в сторону Главной улицы и пришел к «Outlaw guns» как раз к тому времени, как Майк открывал магазин.
– Майки-бой! – окликнул я его, неторопливо подходя к нему и держа дробовик на плече, стволом вверх.
Вроде и не враждебно выглядит, но перекинуть ружье на руку – дело доли секунды, если Майк задумает что-то глупое, то он даже потянуться к своему «Смит-Вессону» новой третьей модели 1877 года не успеет. Тем более что Майк торговец и проныра, но никак не стрелок. Совсем не стрелок.
– Что ты хочешь?
Майк заметно испугался, даже голос у него дал петуха.
На улице было довольно людно, все торговцы как раз открывали свои заведения, так что сцена сразу привлекла внимание. Такое здесь любили, пусть даже возникал риск попасть под случайную пулю.
– Майки-бой, я ночью поймал твоего мальчика Гарри у себя во дворе, когда он пытался поджечь мой магазин, – сказал я так, чтобы слышно было всем. – И пристрелил его. Думаю, что будет лучше, если ты заплатишь за похороны, потому что он пришел не сам по себе, понятное дело, а его кто-то прислал. Не знаешь кто, случайно?