Внимание… Марш!
Шрифт:
– Последний половник растаял во рту…
– Да кто тебе запрещает, Чурило? – огрызнулся Лёнч. – Сегодня все восемь порций твои! Что до меня, то вольному воля. Ничто меня больше здесь не держит.
– Да-да. Любишь кататься – полезай в кузов, – поддакнул я. – Нечего тут рассиживать.
А Равиль только кивнул и первым из нас покинул ленинскую комнату. «Кадеты шумною толпой…» Но каптёрка оказалась закрыта на замок. Засунули жало в казарму – никого. Прошли насквозь – в дальний коридор, заглянули в душевую – никого… Вернулись на исходную.
– Да где мы его искать будем? – взмолился Кирилл, когда просочились на улицу. – Айда в столовку. Может, кстати, он как раз там? Обедает!
– Твоя взяла, – махнул рукой Лёнч.
Припёрлись в столовую. По дороге даже пару раз честь отдали каким-то офицерам. Те обратили на нас ровно ноль целых фиг десятых и хрен сотых внимания. Стол наш оказался девственно чист. Мимо приключился дежурный по столовой с развозной тележкой. Перемещает полные кастрюли со щами.
– Майор Мордатенков на вас обед сегодня не заказывал, – отчитался он. – Только завтрак.
Вот те ещё один сюрприз. Ай да майор! Государственные средства зря не разбазаривает. Сказано – дуть на автобус. Подразумевается – в столовке бойцам делать нечего.
Ищем глазами каптёра. Но Степана не видать. В столовой не так и много личного состава – обед ещё только в самом начале. Рядом во главе длинного стола одиноко восседает живописный воинский чин, чёрт его разберёт кто. Крупный матёрый мужчина с тяжёлыми собачьими брылями, густыми брежневскими бровями. Смачно чавкает, обсасывая ложку. От ломтя хлеба отламывает, а не откусывает. Ну как такого не отвлечь болтовнёй.
– Простите, вы случайно не видели ефрейтора Чевапчича? – забылся Лёнч.
Воинский чин оторвался от щей и с любопытством заглянул в голубые наглые глаза. Даром, что находящиеся на почти недосягаемой высоте. Потом медленно оглядел всех нас.
– Смиррна! Хто такие?
– Первый взвод, вторая рота. Спортсмены, – скромно отвечаем, вытянувшись в струнку, – Майор Мордатенков…
– Майор Мордатенков, говорите?
К тому моменту я уже осознал, что попасть впросак было бы не столь обидно, как вляпаться здесь и сюда.
– Так что, майор Мордатенков не объяснил товарищам спортсменам, как обращаться к старшему по званию?
– Виноват, товарищ… – спохватился Лёнч. Но звание воинского чина не знал.
– Старшина, – подсказал тот.
Меня прошиб пот. И точно…
– Старшина Речко.
– Виноват, товарищ старшина, – настаивал Лёнч. – Больше не повторится.
– Ещё как виноват, рядовой. А повторится оно или не повторится – полевому суду неведомо. Вот сейчас пообедаю и буду решать, как с тобой поступим. Отделение, слушай мою команду. В расположение роты строевым шагом-мм-арш! Ждите меня там, салаги!
Мы ретировались бравым порядком. Смятение душ было полным и беспросветным. Хрен с ним, с обедом, но плясать на плацу до отбоя нам совсем не улыбалось. Кто его знает, чего взбредёт в башку своенравному старшине.
На крыльце казармы столкнулись с ефрейтором Чевапчичем. Тот сопровождал коротко выбритого молодого бойца с огромным тюком постельного белья на плече.
– Что, не могли меня в ленинской комнате подождать? – посетовал Степан, когда мы ему рассказали про конфуз со старшиной Речко. – У меня ж и другие обязанности есть, не только вас обхаживать. Вот, в прачечную ходили, – похлопал он ладонью по огромному тюку, который свалил с плеча солдатик.
– И что нам теперь делать? – не находил себе места Лёнч. – Сидеть ждать старшину?
– Ты серьёзно? – улыбнулся Степан. – Напяливайте гражданку, и чтоб духу вашего здесь не было! Пока он щи доест и тушёную капусту навернёт, есть у вас минут пять.
Было ясно, что ефрейтор Чевапчич глаголет дело. Нет солдата – нет проблемы. А там ещё неизвестно, когда мы ему в следующий раз на глаза попадёмся! Может и никогда.
Судорожно меняем одежду, криво складываем форму, неловко передаём Степану на ответственное хранение. Шнуруем кроссовки… Время тикает пульсом (или пульсирует тиком?) у самой ушной раковины.
– Степан, а другой выход есть? – на всякий случай вопрошаю я.
– Отчего ж нет? Есть… – по той лестнице, что в коридоре, где душевая.
– Бежим, ребята! – командует Лёнч, и мы врываемся в по-прежнему пустую казарму.
– Про поросёнка не забудьте, – кричит вслед ефрейтор.
Мы недооценили тактический опыт старшины Речко. Тот как раз поднимался по запасной лестнице. Услышав шаги и вычислив мелькнувшие на площадке между пролётами знакомые брыли, мы тотчас ретировались в душевую. Кроссы позволяли не топать. Сапоги Речко проскрипели мимо неплотно прикрытой двери.
– Сейчас он вставит пистон Чевапчичу, – предрёк Кира.
– Это вряд ли, – заверил его Лёнч. – У Степана алиби. Скажет, ничего не знаю. Никого не видел. Относил бельё в прачечную. Только вернулся.
– Точно, – согласился я. – Бежим! Пока он не очухался.
Мы брызнули вниз по лестнице, выскочили на улицу и стремглав понеслись к КПП. Миновали наглядную агитацию с фанерными гербами союзных республик и налетели на штатского, озирающегося по сторонам. Ба!
– Ребята, это же Вася Васильков, – удивился я.
– Кто таков? – недоверчиво вскинулся Лёнч.
– Бродяга и тунеядец, – отозвался Вася.
– О! Мы таких уважаем, – пробасил Мазут. – Эти никем не командуют.
– Ну-ну. И никому не мешают, – согласился Равиль.
– Ты как сюда попал? – учинил я допрос. – Это же закрытая воинская часть КГБ.
– Я бродил по Царицынскому парку и увидел забор. В нём дыра. А у меня принцип. Если в заборе есть дыра – мне туда надо.
– А ничего, что поверх забора колючая проволока? – напустился Лёнч.