Вниз по великой реке
Шрифт:
Утенок поднес свирель к губам и заиграл. Его музыка совершенно не походила на мелодии Танамила. Она была дерзкой, отрывистой и полной благоухания. Утенок сыграл лишь половину мелодии, но я, подняв голову, обнаружила, что чернота сети развеивается вместе с туманом.
Тут опять раздался крик Канкредина:
– Утенок! Оставь эту дурацкую свистульку! Прекрати играть!
Брат сбился. Сеть снова повисла перед нами, черная и прочная.
– Продолжай! – крикнула я. – Оно действует!
– Я не могу, – отозвался Утенок, – не могу играть, когда он так сердится на меня.
Хэрн поднял взгляд:
– Он сердится
Хэрн был прав. Двое магов в лодке изо всех сил гребли в нашу сторону.
Утенок снова заиграл, яростно и пронзительно – из-за спешки. Лицо его покраснело. Сеть из черной сделалась серой, а потом и вовсе исчезла. Мы двигались навстречу белой пелене. Мгновение спустя нас, как и прежде, окружили незримые птицы. И на этот раз мы обрадовались им от всего сердца. Утенок играл и играл, пока мы плыли через эту пелену. Наконец он опустил свирель и, тяжело дыша, привалился к борту. И оказалось, что сеть осталась позади, а впереди раскинулось песчаное устье Реки.
– Получилось! – воскликнула я. – У тебя получилось! Откуда ты узнал, что нужно делать?
Утенок вытер свирель и осторожно спрятал.
– Когда я играю, часто получается, что все вокруг исчезает, – признался он. – В первый раз я вообще думал, что сейчас задохнусь. Знаешь, вот вырасту и стану волшебником! И я буду лучше Канкредина.
– Эй, Танакви! Смотри, куда правишь! – заорал на меня Хэрн.
Вообще-то, он немного запоздал с этим окриком. Я засмотрелась на Утенка, и мы с разгона врезались в тростниковую отмель, где и застряли. Там нас и захватили в плен наши же соплеменники. Возможно, это были происки Канкредина. Но я уверена, что это все из-за меня – из-за того, что я оставила Единого в костре.
А вот уже и край накидки. Места осталось совсем мало: смогу только кратко сказать, как обстоят дела сейчас. Гулл по-прежнему в глиняной фигурке. Робин больна. И я боюсь, что она умрет. Я сижу с ней на старой мельнице неподалеку от Шеллинга, только на другом берегу. Мои братья впали в уныние и ничем не помогают. Даже если бы Робин чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы бежать, Звитт нас убьет, если обнаружит в своих владениях. Плохо, конечно, мечтать о побеге от своего короля, но мне все равно хочется удрать. Увы, остается лишь ткать эту накидку и надеяться, что нас поймут. В этом одеянии – все наше путешествие. Я, Танакви, закончила работу.
Часть вторая
Я – Танакви. Мне пришлось начать вторую накидку, потому что на меня наконец-то снизошло озарение, и, возможно, мне больше нет нужды винить себя.
После того как я закончила первую накидку, ночью мне снова приснился тот сон про маму. Я забеспокоилась.
Сперва я расскажу, как я еще раз неправильно поступила с Единым. Нас поймали, когда мы застряли на отмели. Хэрн выскочил из лодки, чтобы столкнуть ее на воду, и увяз по колено. Он был так слаб после встречи с Канкредином, что еле-еле сумел влезть обратно. И он очень рассердился на меня. Я сказала ему, что все из-за того, что я убедила их оставить Единого в костре.
– Не мели чушь! – рявкнул Хэрн. – Ничего бы не случилось, если бы ты не направила лодку прямиком на отмель!
Мы принялись раскачивать лодку в надежде сдвинуть ее с места.
Сквозь грязь постоянно сочилась вода, и киль увяз. Когда мы это заметили, надо было нам сообразить, что грязь становится тверже. Но мы не сообразили – слишком уж часто в тревоге оглядывались на туман, в котором скрывалась сеть. Думали, что Канкредин погонится за нами. Однако колдуны так и не появились. Должно быть, решили, что мы не стоим, чтобы с нами столько возиться. Но тут нас застали врасплох наши же соотечественники. Они подобрались к нам по грязи и выволокли из лодки, потому что приняли за варваров.
Мы кричали, что никакие мы не варвары, но они нам не поверили и протащили целую милю по грязи и песку. И все это время приговаривали что-то вроде: «Я с удовольствием послушаю, как они будут визжать!» или «Я их прикончу в отместку за Литу, медленно и со вкусом». Кажется, к тому времени, как нас пинками загнали на песчаную дюну, а оттуда – в лагерь, мы все уже плакали. Нас охватило отчаяние, мы не знали, как доказать, что мы не варвары.
Кто-то увидел, как нас волокут, и порадовался:
– Что, никак удача привалила? Вам всем причитается вознаграждение. Тащите их дальше, и посмотрим, что с ними можно сделать.
Они вытолкнули нас на площадку, на которой лежало большое дерево, мертвое и серебристое. Человек, произнесший те слова, уселся на дерево, а из шатров набежало множество других людей пялиться на нас. Я услышала чей-то возглас:
– Джей, поторопись! Тут варвары на обед!
Человек, который держал меня, – его зовут Сард, и я до сих пор его не люблю, – встряхнул меня и велел:
– Стой тихо. Это король Речного края. Король. Поняла? Он вас, варваров, ест на завтрак. Вот он какой.
Хоть мне и не верилось, но это и вправду оказался наш король. Я была так потрясена, что не решалась на него посмотреть. Это был настоящий король, не то что Карс Адон, который был совсем мальчишкой, да и варваром к тому же.
Я метнула на него взгляд из-под спутанных волос. И увидела невысокого полного человека средних лет. Наверное, когда-то он был толстяком, но за время войны похудел. Однако же лицо у него по-прежнему оставалось круглым, а пухлые губы слегка изогнуты, словно от привычки усмехаться. Под глазами у него набухли мешки, а сами глаза были темные, яркие и блестящие.