Вниз тормашками
Шрифт:
— Давайте присядем, — несколько суетливо сказал капитан, — а там и поговорим.
Они расположились на стоящих неподалеку стульях.
— Так что вы мне хотели рассказать? — дружелюбно посмотрел на Ларису капитан.
— Я? Это вы у меня хотели взять показания. По крайней мере, мне так директор сказал.
— А, ну да, ну да. Конечно. Я хотел у вас кое о чем спросить. Взять, так сказать, показания.
«В Коломбо, что ли, играет? — подумала Котова, оправляя юбку на коленях. — Тот таким же придурком прикидывался до поры, до времени…»
Капитан посмотрел на свою дубовую ладонь, на которой до сих пор одиноко
— Что? — парень в лейтенантских погонах был предельно краток, но, увидев Ларису, моментально расплылся в улыбке. — Лариса Викторовна! Какими судьбами?
— Здравствуй, Саша, как дела?
С этим молоденьким лейтенантиком Лариса познакомилась во время расследования своего последнего дела о пропавшей собаке. Саша, тогда еще практикант, работал в отделе вместе с Карташовым, который, собственно, и познакомил их. Мальчик был умен, сметлив, энергичен. И еще у него была очень обаятельная улыбка, мальчишеская и задорная.
— Нормально, а вы как? Опять в историю впутались, да?
— Как видишь.
— Э-э, — вмешался растерявшийся от этого разговора капитан. — Сашка, возьми это.
Он протянул лейтенанту окурок и сухарик. Тот достал из кармана пакетик, аккуратно опустил находки в него и убежал, незаметно подмигнув Ларисе Викторовне.
— Под плитой еще поковыряйся, Сашок! — крикнул ему напоследок Собачкин и повернулся к Ларисе. — Итак, вас зовут…
— Котова Лариса Викторовна.
— Ага, ну протокол потом заполним, а теперь расскажите мне все, что вы позавчера видели.
Лариса минуту помолчала, собираясь с мыслями. И не спеша рассказала все, что помнила, умолчав разве что о странном взгляде, которым, как она заметила, смотрел на нее директор, когда она зашла сегодня в студию за телефоном. А смотрел он действительно подозрительно. Как кот, задумавший стащить сметану или сделать какую-нибудь другую пакость, причем получать наказание совершенно не собирался. Это впечатление она оставила про себя и не собиралась упускать его из виду. Что-то нечисто с этим молодчиком! Да еще и этот ехидный тон! Уж не задумал ли он спихнуть все случившееся на Ларисины плечи? Нашел козу отпущения!
«Мы еще посмотрим, — думала Лариса, — кто кого! Все равно правда восторжествует, а правда в том, что я не виновата. Вот и буду искать отравителя. Подозреваются все, точь-в-точь как у Хмелевской».
— Что стало с пленкой? — спросила Лариса у капитана.
Тот помялся, но ответил:
— Поскольку опергруппа приехала сюда уже по факту гибели молодого человека в больнице, а это произошло спустя почти сутки после съемок, то понятно, что мы искали уже не по горячим следам.
— Ну да. И все-таки?
— Так вот, пленка, хранившаяся в подсобке оператора, оказалась испорченной. На нее вылили ведро воды.
— Насколько я знаю, — медленно сказала Лариса, — от обычной воды пленка вряд ли будет полностью испорчена. Наверняка что-то можно восстановить.
— Ладно бы чистой водой эту пленочку «помыли», так ведь уборщица оставила ведро с мыльной водой, в которой было растворено немалое количество «Белизны». Знаете, что такое «Белизна»? — спросил он.
Лариса прокрутила в голове все мало-мальски знакомые ей названия чистящих средств и вспомнила, что, кажется,
— Да, я знаю. Хлорка.
— Вот-вот. А теперь представьте, что случится, если обработанную аргентумом пленку смочить раствором хлора?
— Я не помню химии, — честно сказала Котова.
— Да я тоже, — признался капитан, — но эксперты говорят, что пленка уничтожена и восстановлению не подлежит.
— Вы не знаете, кто это сделал? Ну хотя бы приблизительно?
— Бог с вами, нет, конечно. Я, разумеется, не должен бы вам этого говорить, но друг Олега Владимировича… Сами понимаете, здесь же нет камер внутреннего наблюдения, а пока мы выясним, кто здесь оставался в неурочное время да кто мог заходить в подсобку… Да еще неизвестно, сколько времени эта бобина с пленкой проплавала в ведре с грязной водой! Короче, работы непочатый край.
— А в рабочее время никто не мог ее в ведро бросить? — спросила Лариса.
— Видите ли, Лариса Викторовна, тут два момента. Во-первых, уборщица начинает делать свое мокрое дело не раньше шести, а то и позже, к тому же вчера и позавчера в подсобке, можно сказать, безвылазно находился техник-осветитель, Виктор. Он свидетельствует, что мокрую бобину обнаружил только сегодня утром. А в подсобку никто не входил. В студии было только три человека по причине раннего утра: директор, который говорит, что не выходил из кабинета, так как еще кофию не успел вкусить, сам техник-осветитель и секретарша Мария. Но она вообще находилась на четвертом этаже, там у нее жених работает. Значит, пленку испортили вчера вечером, причем поздно, когда все уже ушли.
— А вахтерша не могла бы помочь?
— Вахтерша здесь одна на все здание, а тут же много всяких организаций. На первом — администрация магазина, вход в который — с другой стороны, на втором, собственно, эта студия, где мы с вами и находимся. На третьем — куча офисов какого-то литературного агентства, на четвертом новости снимают, «Тараском-ТВ». Разве ж тетя Маша упомнит, кто и когда уходит! Мы с ней уже беседовали.
— Понятно, — медленно сказала Лариса, думая, что все-таки не помешает и ей поболтать с этой тетей Машей, — значит, с помощью пленки я не докажу свою непричастность. Я теперь у вас подозреваемый номер один?
— Нет, — неожиданно ответил капитан, — потому что мы не знаем, был ли отравлен суп. Посуда-то к нашему приезду была вся помыта. И вообще в банке с приправой мы нашли мышьяк.
Он показал на стоящую на разделочном столе банку с чесночной приправой. На сером боку баночки, сделанной в форме дольки чеснока, было написано: «Чесночная приправа».
— Хотите посмотреть поближе? — озаботился капитан, видя, как внимательно Лариса всматривается в банку.
— Нет-нет, — поспешно отказалась Лариса, помня карташовские наказы. Одним из них был категоричный запрет брать в руки то, что тебе предлагает сотрудник органов внутренних дел, если только это не протокол.