Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
Ждите беды.
Случилось по слову Тиресия. Запылали поля вокруг Фив. Зажглись деревни и предместья. Огонь лисьим хвостом кружился на ветру. Горели ячмень и пшеница. Пеплом становились дома окраин. Жестоко мстила Алепо обидчикам. Вновь пришли мужи к Тиресию. Выкупа ждет лиса, вздохнул слепец. Бесплодны стали, детьми откупитесь. Раз в месяц жертвуйте ей мальчика — отстанет. «Да где ж ее найти? — охнули мужи. — Куда дитя вести-то?» В пещеру близ Тевмеса, указал прорицатель. Есть такая по дороге из Фив в Халкиду. Приведите и оставьте, она подберет. Иначе — голод и разорение.
Так и стала
Чудовище, проклятие Фив.
— Очищу, — сказал Креонт. — Свадьбу вам сыграю. Только убей.
— Как? — безнадежно спросил Амфитрион.
Иди в Фивы, подумал он, и встреть судьбу. Ядовитое пророчество; ядовитая судьба. Страшное чудовище можно взять отвагой. Сильное чудовище можно взять хитростью. Хитрое — силой. Но чем взять чудовище, которое ты не можешь догнать? Оно умчится прочь, а ты останешься, как дурак, со всей своей силой, отвагой и хитростью. Вот он, залог очищения: соверши подвиг, который нельзя совершить.
— Не знаю. Как сумеешь. Кто у нас герой?
— А кто у нас герой?
— Ты — правнук Зевса. Внук Персея, Убийцы Горгоны. Сын Алкея Могучего, который чуть не убил Птерелая Неуязвимого. И ты еще спрашиваешь: кто — герой?
Сын Алкея, вздрогнул Амфитрион. Сын хромого Алкея? Нет, сын Алкея Могучего, который чуть не убил… Вот, значит, как они думают здесь, в Фивах. А может, не только в Фивах. Жаль, мы с отцом… И он еще раз вздрогнул от простого, обжигающего, забытого, казалось, навсегда: «мы с отцом».
— Дом тебе отдам, новый. Для себя строил, у Платейских ворот. Лучших зодчих оплатил, Трофония с Агамедом. Для себя ведь…
Чувствовалось, что дома Креонту жалко. А ведь отдаст, не соврет. Ровесник Амфитриона, фиванский басилей спал с лица, сутулился при ходьбе. Высокий лоб покрыла сеть морщин. Призрак Тевмесской лисицы, истребительницы детей, преследовал Креонта днем и ночью.
— Введешь молодую жену в новый дом. Утварь пришлю, ложа, столы. Лари с одеждой… Все пришлю. Над моими воинами поставлю. Командуй! Только убей гадину…
И еле слышно:
— У меня две дочки. Жена на сносях. В конце лета родит. Надеюсь на мальчишку. Что, если жребий падет на меня? Убей, прошу! Тиресий сказал: ты — наша судьба. Еще вчера сказал. Народ с утра ждал: когда же ты явишься…
— Меламп сказал: Фивы — моя судьба. Провидцы, чтоб им…
Амфитрион подошел к краю стены, глянул вниз. Долину затапливали сумерки. Ближе к Халкиде, в лесах, вспыхивали мимолетные искорки. Гасли, вновь являлись взору. Хвост, подумал он. Хвост из огня. А может, закат отражается в реке. Ожоги, полученные в схватке с Тевмесской лисицей, напомнили о себе. Огонь. Старое кострище. Детские кости в золе. Не твои дети, напомнил кто-то, мудрый до тошноты. Чужие, согласился Амфитрион. У меня нет детей. И будут ли, неизвестно.
— Хорошо, — кивнул он. — Я постараюсь.
— Клянись!
Не такого ответа ждал от Амфитриона-Изгнанника басилей Креонт Фиванский. Постараюсь? Разве это слова героя?! Герой должен был сказать: «Убью!» И топнуть ногой. Постараюсь… Жалкое обещание, смутная надежда. Если не подпереть клятвой — развеется на ветру.
Амфитрион молчал.
— Клянись! — упорствовал Креонт. — Завтра
Амфитрион смотрел в лиловую мглу. И видел хрупкую девочку в лисьих шкурах. Чудовище, которое надо убить. Он представил, каким увидел его прославленный дед свое, предназначенное Персею судьбой, чудовище. Говорят, Медуза была прекрасней богинь. Дед убил ее, не колеблясь. Отрезал голову. Дед и позже убивал женщин, отринув сомнения. Теперь пришел черед внука. «Ты уже совсем большой, — согласился Персей, тенью встав за спиной. — Я буду держать, а ты — убивать. Договорились?» Не надо, возразил Амфитрион. Не надо держать. Я уж как-нибудь сам.
— Клянусь, — сказал он.
И ощутил, как давит на плечи груз двойной клятвы.
9
…собаки.
Поджарые локридцы. Могучие критяне. Длинноногие лаконцы. Халкидские борзые, лучшие в мире. Гончие, чьи предки родились за морем, в Черной Земле. Микенцы — чуткие, со стоячими ушами. Черные с белыми пятнами на голове. Белые с «медью» за ушами. Чистая масть есть признак диких зверей, а не истинной породы. Если бы Амфитрион мог, он затащил бы в свору Кербера, трехглавого стража царства мертвых.
Трижды псы выслеживали Тевмесскую лисицу. Трижды она с легкостью, граничащей с презрением, уходила от погони. Амфитрион ждал этого. У него не было оснований сомневаться в словах Креонта. Он хотел увидеть собственными глазами: как неуловимая бассарида использует дар Диониса. Первые два раза Алепо ушла, как обычный зверь. Она просто бежала быстрее собак. Когда лиса скрылась за деревьями, псы завертелись на месте, обиженно скуля. Как взять след, если огненный хвост выжег запах лисы?
На третий раз свора прижала бассариду к кручам Асопа. Обложила «серпом», оставив единственный выход — воду, затянутую ряской. Амфитрион ожидал, что Тевмесская лисица прыгнет в реку и уплывет. Алепо и впрямь без колебаний ринулась с кручи, словно рассчитывая взлететь. Пространство дрогнуло, расколось малой трещиной; бассарида скользнула в щель, полыхнув напоследок костром хвоста… Миг, и она выбралась из новой щели уже на том берегу.
Псы взвыли от ярости.
Взвыл бы и Амфитрион, но охотничий азарт вдруг оставил его. Тут впору зарыдать… Месяц элафеболион закончился, не оправдав названия [76] . Боясь за посевы и дома, фиванцы отвели к пещере близ Тевмеса мальчика, сына торговца шерстью. Лиса приняла жертву, не чинясь. Многие боялись, что, обозленная нападками, Алепо потребует две жертвы вместо одной, или сожжет поселок. Нет, все осталось, как прежде. Она смеется надо мной, подумал Амфитрион. И одернул себя: глупости! Она смеялась бы, будь мы врагами. Бассарида, одержимая Вакхом — она полагает, что мы играем.
76
Элафеболион — месяц праздника Охоты. Конец марта — середина апреля.