Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
Имело ли это значение?
Арголида встретила его опаляющим дыханием зноя. Пыль на придорожных камнях, на траве, стремительно выгорающей под солнцем, на вездесущих колючках, на потных лицах — пылью был пропитан сам воздух. Скалы плавились от ярости Гелиоса. Над дорогой стояло зыбкое марево, текло раскаленной, фальшивой влагой — плевок Мома-Насмешника, бога злословия, искажал предметы и расстояния.
Вновь близился таргелион, месяц жатвы. Больше года сын Алкея преследовал Тевмесскую лисицу. И каков результат? Четырнадцать жертв, исправно принесенных
«Отец зовет тебя в Тиринф,» — сказал гонец.
Он не хотел ехать.
«Твой отец плох. Боюсь…» — гонец умолк, не закончив фразы.
«Поезжай, — сказал басилей Креонт. — Это твой отец.»
«Я должен продолжать охоту.»
«Ты должен быть рядом с отцом. Я буду молить богов, чтобы ты застал его живым.»
«Я поклялся убить эту тварь.»
«Я не предлагаю тебе уехать насовсем. Сколько времени займет путь в Тиринф и обратно? Два месяца? Три? Ты уверен, что за это время изловишь Алепо?»
«Два-три месяца — это две-три жертвы.»
«Лиса подождет. А вот твой отец может не дождаться сына. Я дам тебе пару колесниц и отряд воинов для охраны. Пусть Тиринф видит, как тебя ценят в Фивах. Ты больше не изгнанник. И не спорь! Отбиваться от разбойников — не твоя забота. Ты нужен Фивам для другого.»
Разумеется, Тритон тоже отправился с ним. Куда ж без тирренца?
«Дед убил бы эту тварь при первой же встрече, — мрачно думал Амфитрион, придерживая лошадей на крутом спуске. — Зарезал бы без лишних разговоров. Можно ее догнать, нельзя — дед бы… И я ведь тоже мог! Когда она навалилась на меня. Вместо того, чтобы отшвырнуть — всадить меч в брюхо…»
— Тиринф! Видишь, да?
Холм венчала знакомая крепость. А город-то вырос, расползся вокруг холма. Выплеснулось из котла чудо-варево, растеклось по окрестностям, застыло пузырями строений с подгоревшей коркой крыш.
— Скоро дома будем!
Тритон погладил бурчащий живот, предвкушая ужин — и едва не свалился с колесницы на повороте. Амфитрион же мысленно раздвоился, оправдывая свое имя. Каждый закоулок Тиринфа, каждая тропа в округе были знакомы ему с детства. Здесь даже воздух пах по-другому. Дедов дворец, галерея на стене, откуда он сто раз наблюдал за победным шествием ночи по Арголиде; друзья, соратники в походе на телебоев; отец, мама…
Позади остались Фивы. Жилище у Платейских ворот — простор и уют, честно выделенные Креонтом. Но дело не в просторе с уютом. И даже не в Алкмене, ждущей возвращения мужа. С Фивами Амфитриона связывало нечто большее. Клятва? — нет, забота. Обещание, которое надо выполнить. Дело, которое надо завершить. Тевмесская лисица привязала его к Фивам сильнее самых прочных веревок. А значит, охотник вернется за добычей.
Он подъезжал к дому.
Он оставлял дом за спиной.
11
У подножия холма Амфитрион
— Эй! — крикнул сын Алкея охране. — Встретимся в акрополе. Тритон, догоняй!
И, спрыгнув наземь, как мальчишка, бегом рванул по тропе. Тритон, поднаторевший в беге за годы сухопутной жизни, не отставал. Детство вернулось, ослепив узнаванием. Тропинка путалась в камнях, траве, багряных вспышках маков. Амфитрион видел башни и бастионы нижней цитадели, где жители города могли укрыться в случае осады. На галерее стояли дозорные; смеясь, они указывали на пару дураков, бок о бок идущих на штурм Тиринфа. Рубанув себя по локтю, Амфитрион показал, что сделает с дозорными, когда добежит. Смех на галерее превратился в хохот, дозорные замахали копьями, притворяясь, что сейчас метнут их в дерзких. Утирая слезы, младший в карауле взял мех для воды и стал спускаться к роднику. Все было, как двадцать лет назад; о боги! — двадцать лет, целая жизнь…
На миг почудилось: сейчас он влетит в Коридор Смерти — и нагонит деда. Живого, здорового. «Хаа-ай, гроза над морем…» Главное — успеть перехватить Персея до ворот. Иначе оплеухой не отделаться. «Хаа-ай, Тифон стоглавый, Зевс-Кронид язвит дракона…»
— …ну ты дал сегодня!
— Учитель Мардоний аж побелел!
— Я случайно…
Они поравнялись с компанией юнцов лет тринадцати-четырнадцати, срезавших путь домой из палестры. Те ржали жеребцами, перебивали друг друга, хлопали по плечам крепыша, увенчанного шапкой огненно-рыжих кудрей. Амфитрион перешел с бега на шаг, прислушался.
— А диск — тоже случайно?
— Мардоний думал, не долетит…
— Он всегда на краю стоит, когда диски мечут…
— Больше не будет!
— Персей в своего деда тоже нарочно не целился!
— Сыновья Зевса — они такие. Раз, и наповал!
Амфитрион остановился. Остановился и рыжий крепыш, над которым подшучивали. Набычился, свел к переносице густые брови. Серьезный малый, подумал Амфитрион. Скромный. Его хвалят, а он сердится.
— Кто сын Зевса? — спросил рыжий.
— Персей. И ты…
— Я тебя предупреждал?
— Ну, предупреждал…
Рыжий ударил без замаха. Смуглый кудряш, зачисливший рыжего в сыновья Громовержца, умылся кровью из разбитого носа. Не давая смуглому опомниться, рыжий подсек ногу кудряша, сбив того на землю, сам упал рядом на колени, заработал кулаками — как молотами.
— Хорош, да? Вояка…
Рыжий оглох. Тритон-миротворец взял упрямца за шкирку, рывком вздернул на ноги. Лицо Тритона выражало глубочайшее удовлетворение происходящим.
— Ты чего, а?