Внуки красного атамана
Шрифт:
Егор лежит в прохладных низах на старинной деревянной кровати, покрытой кошмой. В изголовье мешок из ряднины положил, набитый бабкиными лекарственными травами. Тихо, прохладно в низах. Листает Егор книги, которые принес Миня из колхозной библиотеки. Интересные книги. Листает он страницы, разглядывает картинки, а читать не может: застит глаза колышущаяся камышовая решетка, и строчки покрываются тошнотворной зеленоватой плесенью... А когда он прикрывает глаза, то видит погружающегося в темную жижу
Степу и слышит его умоляющий, рвущийся голос: "Егорушка, застрели меня..."
Нет
Егор прислушивается - в доме никого. Бабка пошла с утра с тяпкой на леваду за ерик, а дед в поле - он уполномоченный от райкома партии по жатве... Найда лежит на порожках, положив голову на верхнюю ступеньку, коротко дышит. Егору виден ее хвост за сеткой, сделанной из конского волоса, - она прикрывает вход в низы, чтоб мухи не залетали. Солнце, поднимаясь, теснит Найду с порожков, и она вот уже съехала задом под сетку, за порог. Во дворе тихо, сонно. Изредка прокудахчет курица да петух прохрипит тревожное "кру-у-у!", пугая коршуном свое семейство...
Хоть бы кто-нибудь пришел, отвлек его от мучительных мыслей. Но кто придет? У Грини температура. Мать его утром заходила, сказала... Если бы Даша зашла. Только навряд ли она придет. Раньше она запросто забегала к нему домой, а теперь нет. Что-то изменилось в их отношениях, осложнилось, непонятно почему. А тут еще Витька, братан его, Темкин младший брат!.. Окончил он десятилетку, в военное училище собирается поступать - так форсит, удержу не знает. На вечеринках все липнет к Даше. А она смеется его шуточкам...
Но ничего не может избавить Егора от кошмарных видений, даже ревность к Даше... Ну что он так мучится?! Ведь сам же чуть не утонул, самого чуть было не утянуло болото!.. Разве он не сделал все, чтоб спасти Степу?!. Эх, если б он приказал им вообще не ходить в камыши!.. Сам бы не пошел - наган-то у него был!
– и они не пошли бы. Но они ему этого никогда бы не простили. И зря он попускал Степе, не хотел спорить с ним. Зря!.. Не слушали они друг друга. Все были командирами. Так нельзя. Решать что-то надо гуртом, сообща, но командовать следует одному. Иначе толку не будет... И вообще, зря они с бухты-барахты сунулись в камыши. Надо было со своими дедами сватажиться. А они, цуцики, умней стариков захотели быть. Не подумали как следует!.. Вон старички как сообразили: обложили болото, знали, где поставить посты, - и зацобали Господипомилуй! И Осикору поймали бы с золотом, не кинься за ним по следу, как бешеный пес, этот придурашливый Афоня!..
Найда вдруг поднялась, наставив уши. Заскрипела калитка. Кто-то вошел во двор. Не чужой, видно, иначе бы она с лаем кинулась к воротам. И не свой Найда встретила бы его приветливым визгом, выбегая навстречу. Умная псина стоит на месте, развевая своим крючковатым хвостом. Значит, пришел какой-то хорошо знакомый и приятный ей человек. Кто же это? Васютка? Вряд ли. Он вчера забегал, а сегодня с лошадьми на выпасах. Егор поднялся спиной повыше на мешок с травами, услышав голос Даши:
– Эй, Найда, привет! Помнишь ли ты меня, собачья старушка? Не кинешься кусаться?.. А ну-ка скажи-ка мне, хорошая лохматая собачка, где Ёрик-Егорик?
От ее ласкового, чуть насмешливого, ломкого и чистого, как весенняя льдинка, голоса в голове Егора смешались все докучливые мысли. И как она его имя переиначила!..
Хотел крикнуть: "Я здесь, Даша!" - боялся, уйдет она, но лежал неподвижно, как прикованный, не смея произнести ни звука. Смотрел напряженно на проем двери, закрытой темной, но прозрачной сеткой, видел, как Найда, эта шельма собачья, улыбаясь и свесив язык, ковырнула мордой сетку и отошла от порога: показывала, что Егор находится в низах, и позволяла Даше пройти.
– Ах, так он здесь!
– тихо воскликнула Даша. Спустилась к порогу и остановилась перед сеткой, не решаясь войти. И голос ее изменился, став глубоким, взволнованным, когда она спросила:
– Ёра, ты здесь?.. К тебе можно?
Подняла руку - откинуть сетку - и замерла в этой позе, ожидая ответа. Легкое ситцевое платье на ней было пробито солнечными лучами сзади; и тело ее вырисовывалось в дверном проеме, словно золотая статуя. И казались позолоченными ее короткостриженные волосы.
– Заходи, Даша... Я здесь, - сдавленно произнес он. В низах был полусумрак, и Даша, зайдя со свету, приглядывалась. Егор на кровати подобрал ноги, поднимаясь повыше спиной на мешок с травами, и Даша восприняла это его движение как приглашение сесть на кровать рядом с ним, что она и сделала без колебания. Даша вся была наполнена свежим солнечным теплом и пахла, как цветок подсолнечника.
– Здравствуй, Ёра...
– Посмотрела ему в глаза прямо, улыбнулась.
– Я думала, ты наверху, ну и разговариваю себе с собакой, как с человеком... Смешно, а?
– Ничего тут нет смешного, - ответил он ровным, невыразительным, ей показалось, равнодушным, тоном.
– Я часто с ней разговариваю... Она все понимает. В глаза смотрит - и все понимает.
– А вот я тебе в глаза смотрю, а ты меня понимаешь?
– озорно спросила она.
Егор смотрел на нее неотрывно, не узнавая. В эти минуты она выглядела для него совсем иной, едва знакомой и такой красивой, что казалась почти чужой. И ему отчего-то стало непереносимо больно.
Его лицо, похудевшее, вытянувшееся, застыло от едва сдерживаемого волнения и боли, словно омертвело. А в глазах Егора, измученных, каких-то тоскующих, Даша увидела отчуждение, недоверчивость.
– Нет, не понимаешь ты меня, - с сожалением сказала она и чуть жалобно попросила: - Не смотри на меня так, Ёрчик. Ты меня пугаешь... Я тебе помешала? Ты книгами обложился... Я пойду...
– Нет, не уходи, Даша!
– воскликнул он и, подняв руку с забинтованными пальцами, хотел придержать ее за плечо.
– Останься... Я не читаю... Не могу читать...
Даша осторожно взяла его руку, тихонько погладила по бинтам.
– Больно?
– Не очень. Заживают пальцы... Камышом порезал, когда...
– и, словно споткнулся, оборвал.