Во имя Абартона
Шрифт:
– Леди Мэб, что с вами?
Глава тринадцатая, в которой намечается перемирие
Усталость копилась больше недели, и вот теперь выплеснулась, навалилась на Мэб, лишая способности соображать ничуть не хуже зелья. События последних часов воспринимались почти сном, Мэб не была до конца уверена в их реальности. Она сходила с Лили в музейное хранилище, где и вправду был больший, чем обычно, беспорядок. Тщательно заперла дверь, сдала ключ на вахту — как делала не всегда. А потом отправилась в подвал Главного корпуса, где готовился ритуал. Все это Мэб помнила, и в то же время, это казалось сном. Она чувствовала, как во время
И она не могла вспомнить, как оказалась дома.
Полулежа на кушетке, противно скрипящей при малейшем движении, Мэб смотрела безучастно в окно, где давно уже отгорел закат и сгустилась тьма. Не хотелось думать — вообще. Ни о скором приходе Реджинальда Эншо, ни о «Грёзах», ни о свершенном ритуале. Стоило только задуматься о последнем, и начинало казаться, что Мэб напутала что-то, и теперь все пойдет наперекосяк.
Напомнило о себе вожделение, но и оно сейчас было каким-то вялым, слабым, словно начало уставать, если такое возможно для чар. Мэб никогда не слышала про утомленные, утратившие силу, подобно людям, чары, но это было бы забавно.
Скрипнула дверь, спустя мгновение вспыхнул свет и низкий голос с раскатистым, волнующим «эр» произнес:
– Леди Мэб, что с вами?
Странное дело: ни одного «эр» не было произнесено, но оно, проклятое звучало в ушах Мэб, заставляло вибрировать нервы, щекотало кожу. Мэб вздохнула и попыталась подняться. Когда ей это не удалось — мышцы были, как желе — Мэб махнула вяло рукой.
– Эншо, давайте вы сегодня как-нибудь сами, а я просто полежу.
– Это начинает напоминать брак, - проворчал Реджинальд, быстрым шагом пересекая комнату. Присев на корточки, он твердыми пальцами взял Мэб за подбородок, заставляя поднять голову.
– Так.
Это «Так» Мэб совершенно не понравилось. В одно короткое, резкое слово уместилось слишком многое: раздражение, понимание, толика гнева и очень много возбуждения. Тело отозвалось на близость мужчины, к которому так тянуло. И вот тут наблюдалось странное, даже страшное противоречие: сил у Мэб не было на то, чтобы пошевелиться, а внутри все горело, жаждало объятий, грубого, сильного, торопливого соития, удовлетворения. Не-ет, отзывалась тянущей боль каждая мышца, давай просто полежим. На это чары отзывались своей болью.
– Вы плакали?
– Реджинальд усадил ее, оперев на спинку диванчика, точно безвольную тряпичную куклу. Там, где он касался, тело пылало огнем. Запах щекотал ноздри. Возбуждение накатывало, вдавливало Мэб в землю, причиняло боль.
– Я… не знаю, - Мэб сморгнула, пытаясь вернуть себе способность связно мыслить. Все плыло, кружилось, перед глазами плясали цветные искры. Наколдованная страсть мешалась с усталостью и Мэб не была уверена, что переживет то самое ожидаемое бурное соитие.
Рука, почти грубо удерживающая подбородок — воображение, от которого Мэб не ожидала подобной разнузданности, подкинуло пару пикантных, на грани, картинок — повернула голову вправо, влево, изучая лицо. Пальцы оттянули веко. Мэб снова сморгнула и попыталась отстраниться, однако, раздираемая противоположными желаниями, упала в объятья Реджинальда. От него пахло травами, дорогим алкоголем, магией, сырым волшебным туманом, что сейчас окутывал озеро. Эти ароматы хотелось пить, они дурманили голову подобно чарам. Они дурманили голову благодаря чарам.
– Нет, так не пойдет!
– Реджинальд резко отстранился.
Мэб застонала. Тело налилось сладкой болью, грудь пульсировали, между ног было горячо и влажно. Сейчас, сейчас, бормотала она, возьми меня. Пальцы
Хлесткий удар по лицу отбросил ее на кушетку.
– Что вы выпили? Бесполезно, - в голосе Реджинальда звучала досада вкупе со знакомой сексуальной хрипотцой. Ни у кого из любовников Мэб (коих было, следует признать, трое, включая этого) не было такого волнующего голоса.
– Леди Мэб! Мэб, черт бы тебя побрал!
Фамильярности и ругательства звучали тоже очень возбуждающе. Мэб купалась в звуках этого голоса, в прикосновении сильных рук, сжимающих ее тело. Горячее, возбужденное тело ощущалось сквозь слои одежды, которой и на Мэб было чересчур много. Ну кто только придумал все эти форменные мантии, жакеты, платья, нижнее белье! Почему столько препятствий на пути к счастью.
Ледяная вода оказалась для истерзанных, струнами натянутых нервов Мэб слишком серьезным испытанием. Острое, схожее с оргазмом чувство охватило ее и швырнуло во мрак.
В себя она пришла от холода, стуча зубами, слыша собственные ругательства. Оставалось только гадать, откуда Мэб знает все эти слова и как только хватает воображения соединять их подобным образом.
– Пришли в себя?
Мэб подняла голову и свирепо посмотрела на Эншо. Возбуждение и усталость никуда не делись, но гнев оказался сильнее. На мгновение почудилось, как рукисжимаются на горле мужчины. Мэб медленно разжала пальцы, стискивающие бортик ванны, и поднялась. С одежды ее текла ручьями холодная вода.
– Грозно, - прокомментировал Эншо и поймал ее, поскользнувшуюся на кафельномполу, за талию.
– Особенно это. Где у вас полотенца?
– Идите к черту, - посоветовала Мэб.
Она с радостью приняла бы помощь сейчас, когда тело сковывали боль, усталость и неудовлетворенное вожделение, но только не от него. Эншо, впрочем, и сам уже, не смущаясь, обыскал шкафчик, достал полотенца, постоял пару мгновений, разглядывая Мэб, и отложил их в сторону. Пальцы проворно, куда лучше, чемвышло бы сейчас у нее самой, справились с крючками, и мантия тяжелососкользнула с плеч и с плеском шлепнулась в ванну. За ней последовал жакет. Когда мужчина взялся за застежку платья, Мэб наконец очнулась и попыталась остановить его, зная, впрочем, что прикосновение приведет только к одному: ониокажутся в объятьях друг друга прямо здесь, на полу, совокупляющиеся, как дикие животные.
– Стойте смирно, - процедил Эншо сквозь зубы.
– Вы простудитесь.
Мэб замерла, не сводя глаз с проворных длинных пальцев — у него были очень красивые руки, не то, что ждешь от простолюдина. Они одну за другой подцеплялипуговички и доставали из тугих петель, и в самом этом действе было нечтоэротическое. Груди заныли, Мэб невольно выпятила их, подставляясь под ласку. Ниже, ниже, застежка идет до живота, и вот уже пальцы задевают отвердевшие соски, вызывая стоны.
Платье упало на пол, и Мэб переступила через него. Была некоторая несоразмерность: она стоит в одном шелковом белье, мокром, прилипшем к телу, аРеджинальд даже пиджак не снял, жилет по прежнему застегнут, и только галстук сдвинут в сторону, да пара пуговиц на рубашке расстегнута. Мэб потянулась к нему, но Эншо поймал и крепко сжал ее запястья.