Во имя Абартона
Шрифт:
Запахло кофе с пряностями, цитрусами и почему-то — пеплом. Эншо вошел, легко удерживая одной рукой большой деревянный поднос, щелкнул пальцами, и столик выбежал из угла и замер на разделительной полосе.
– Выпейте, - Эншо наполнил чашки.
– Полегчает.
– Да вы позер!
– фыркнула Мэб. Отчего-то эта выходка со столом, столь явно демонстрирующая магическую силу Реджинальда Эншо, одновременно разозлила и позабавила. Среди аристократии считалось хорошим тоном сдерживать свою магию, там столы и кресла не расхаживали по дому. Впрочем, расхаживали слуги.
Мэб взяла чашку, избегая соприкасаться с Эншо пальцами, вернулась на кушетку и поерзала, морщась от противного, напоминающего о минутах позора скрипа. Реджинальд словно и не замечал ничего, удобно устроился в кресле — Мэб впервые обратила внимание, насколько же оно комфортное, несмотря на свой непрезентабельный вид — закинул ногу на ногу и перевел взгляд на волшебный огонь в камине. Ложечка размешивала кофе сама, и это тоже не одобрялось светским обществом. Наконец Эншо очнулся, перехватил ложечку и улыбнулся мимолетно.
– Извините, привык.
Мэб закатила глаза. Потом она сделала глоток кофе, осторожный — никогда не была любительницей этого колониального напитка — и ощутила на языке горечь, исладость меда, и легкую пряность. Совсем как нынешняя ее жизнь: вкусно, но в целом не по нраву. Мэб сделала еще один глоток, скрестила щиколотки ипосмотрела на свои босые ступни.
– Я разговорила Лили Шоу. Это что угодно, но только не романтическое приключение. Человек, который соблазнил — если не изнасиловал — ее угрожаетпроклятьем. А еще, у него есть фотоснимки.
– Проклятье?
– с тревогой переспросил Эншо.
– Я ничего не почувствовала, - пожала плечами Мэб.
– Но я в этом не сильна. Лилитакже ничего не чувствует, не знает наверняка, но верит.
– Этого уже достаточно, - согласился Эншо. Ложечка вновь принялась сама по себе размешивать кофе. Он только рассеяно щелкал пальцами.
– Я думаю, это кто-то из Королевского колледжа, - неохотно добавила Мэб. Насекунду показалось — вот глупость — она предает свой класс. Потом пришлоосознание, что это мамины слова. Сама Мэб никогда в жизни не ощущала себя представительницей не то, что класса — собственной семьи.
– Я тоже так думаю, - кивнул Эншо.
– Подруга Лили видела парня, его значок, но не лицо. Это может быть кто угодно.
– Я бы поставила на Миро с дружками. У него есть фотокамера. А Барнли изучаетмагию.
– Да, - рассеяно кивнул Эншо.
– Он учится у Дженезе, во всяком случае — формально. Боюсь, он столь же ленив, как и все прочие.
Мэб неприятно царапнуло при звуках имени Дженезе Оуэн. Наколдованная ревность оказалась еще противнее наколдованной страсти.
– Если все это станет известно, вспыхнет скандал, - Эншо поморщился.
– С одной стороны министр Миро, с другой — ее величество. Пресса ухватится за такие новости, юного Миро в конце концов найдут чем оправдать, а Лили Шоу навсегдаославят шлюхой.
– У вас пессимистичный взгляд на мир, - заметила Мэб. Она и сама не сомневалась, что студенты Королевского колледжа выйдут сухими из воды, просто хотелось сказать и сделать что-то в пику Реджинальду.
– Реалистичный, леди Дерован, - покачал головой Эншо.
– Вы ведь не знаете, ктобыли родители Лили? Отец — какой-то моряк, которого занесло в Танталлон, амать — проститутка, скончавшаяся от болезней в благотворительном госпитале. Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде, чем на девушку навесятярлыки?
Мэб передернуло: от тона Эншо, от сквозящего в нем превосходства ибрезгливости, от слов о семье Лили Шоу, да и от себя самой тоже. «Это не мое дело», - твердил внутренний голос, и слушать его было противно.
– И что вы предлагаете делать?
Эншо отставил недопитую чашку и потер переносицу.
– Понятия не имею. У нас и без Лили хватает проблем, но… Я не могу бросить девочку, леди Дерован.
– Ясно, - кивнула Мэб.
– У вас профессиональная деформация. Или комплекс рыцаря? Не забудьте про ваше обещание составить антидот.
– О, - саркастически откликнулся Эншо, - леди Мэб, не переживайте. Мне эта связь нужна не больше вашего. Поверьте, я от нее не получаю, как и вы, ни малейшегоудовольствия.
Это было, честное слово, не совсем верно. При одном напоминании о сексе с этиммужчиной кровь приливала к щекам. Наколдованное оно, или нет, удовольствие всегда остается удовольствием. Просто это оставляет после себя дурной привкус. Чтобы избавиться от него, Мэб сделала еще один глоток кофе, и он начал ей нравиться. Сочетание горечи, сладости и пряности делало привычный кофе, который мама подавала в огромном серебряном кофейнике, потому чтоколониальное — это модно, чем-то иным.
Минут пятнадцать они пили свой кофе молча, в тишине. Слышно было как тикаютчасы в маленькой прихожей, как потрескивает магический огонь, и как приближается к коттеджу дождь. Вот он нахлынул, сперва истрепал кустарники заоградой, затем розы, а потом ударил тысячей капель по крыше, по старинной черепице, очень музыкальной. По полу пробежал сквозняк, заставляя сожалеть отом, что ноги босы и просто неприлично подбирать их, скрещивать вульгарно под полами халата. Впрочем, кого тут стесняться? Хочет Мэб того, или нет — они с Эншо любовники.
Мэб забралась с ногами на кушетку, отложила блюдце и вцепилась в чашку обеимируками, слегка подогревая ее магией.
– Надеюсь, леди Дерован, вы назовете меня параноиком, но… почему столько всегопроизошло одновременно?
– если бы Эншо не назвал ее имя, Мэб решила бы, чтоон разговаривает сам с собой. Он не сводил взгляда с огня в камине, а ложечкапродолжала размешивать давно растворившийся мед.
– Эта склянка, пожар, гибель Дьюкена, Лили Шоу. Неприятности и раньше случались одновременно, но это как правило прорвавшиеся в нескольких общежитиях трубы, засорившаяся канализация и прохудившаяся крыша.