Во имя любви к Магии
Шрифт:
Вскоре еды хватило на всех, и по выражению лиц многих я понял, что это не то, к чему они привыкли. Мы все уселись вокруг костров, и нам с Амандой отвели почётные места рядом с Робином и Марион. Не было ни тарелок, ни столовых приборов; еду просто ставили людям на колени, и все работали руками.
Я изо всех сил старался не обращать внимания. Медовуху приносили в грубых деревянных чашках: густое золотистое варево, в котором что-то плавало. Все ели, пили и громко разговаривали.
А после этого начались танцы. Музыканты подняли жизнерадостный гвалт, и люди закружились вокруг пылающих костров.
Мне показалось, что она никогда ещё не выглядела такой красивой и такой живой. Внезапно она вынырнула из толпы и встала передо мной. Она протянула руку, я взял её, и она потянула меня за собой в толпу. Не знаю, как долго мы танцевали, притопывая ногами в такт музыке. Она не отпускала меня, а я не отпускал её, и я никогда не чувствовал себя таким счастливым. В какой-то момент музыка замедлилась, и по всей поляне пары прижались друг к другу, потерявшись в глазах друг друга. Я обнял Аманду, и она повернула своё лицо к моему; когда мы наконец поцеловались, мне показалось, что это был момент, к которому я шёл всю жизнь.
Музыка смолкла. Люди расходились парами, чтобы побыть наедине с собой, возможно, в последний раз. Аманда вырвалась из моих объятий, пристально посмотрела мне в лицо, а затем резко повернулась и пошла прочь. Я стоял и смотрел, как она уходит. Я мог бы позвать её, но не стал. Потому что если она не хотела быть со мной, то и я не хотел быть с ней.
Было холодно и темно, и я никогда не чувствовал себя таким одиноким.
Я присел у полыхающего костра. Херн тяжело опустился рядом со мной, и мы некоторое время сидели вместе, глядя в угасающее пламя. Я думал, сколько времени у нас есть, прежде чем армия шерифа прибудет, чтобы положить всему конец. Я посмотрел на Херна.
– Вы можете рассказать мне что-нибудь о том, что должно произойти?
– Вы с Амандой всё усложняете, - устало сказал Херн.
– Ты как слепое пятно в моей памяти.
– Почему?
– спросил я.
– А ты как думаешь, почему? Он жестом указал на Аманду, стоявшую на краю поляны и вглядывавшуюся в темноту. От костра, горевшего неподалеку, она была наполовину освещена, наполовину в тени; великолепная и таинственная, как лесной дух или какая-нибудь древняя богиня, сошедшая на землю, чтобы вмешиваться в человеческие жизни.
– Кто же она на самом деле?
– спросил я.
– Ты узнаешь, - ответил Херн.
– Мне кажется, я люблю её, - тихо сказал я.
– Конечно, любишь.
– Что в итоге? Любит ли она меня?
– спросил я.
Херн вздохнул и посмотрел на меня глазами старше веков.
– Она намного больше, чем ты можешь себе представить. Любить её, быть любимым ею… это как мотылек, летящий на солнце.
– Что ж, - сказал я через мгновение.
– Бывает и хуже.
Робин сел рядом с нами. Он попрежнему улыбался.
– Я живу ради таких ночей, - сказал он.
– Я танцую - я хожу по краю, я наслаждаюсь каждым мгновением, потому что знаю, что возможно это последняя возможность почувствовать себя таким живым. Иногда я думаю, что если бы мне удалось уговорить шерифа присоединиться к нам на такую ночь, мы могли бы покончить с нашей враждой.
– Он бы не почувствовал того же самого, - сказал Херн.
– Но если бы я мог показать ему, что ему не обязательно быть таким одиноким…
– Это то, что он выбрал, - сказал Херн.
Робин упрямо покачал головой.
– В каждом человеке есть что-то хорошее, если копнуть поглубже. Я должен в это верить.
– Конечно, ты веришь, - сказал Херн.
– Именно это и делает тебя Робин Гудом.
– Он - легенда, - резко возразил Робин.
– А я всего лишь человек. Были ли у тебя ещё какие-нибудь видения об этой армии, которая приближается? Насколько она велика?
– Большая, - ответил Херн.
– Очень большая. Ужасно и разрушительно большая…
– Ладно, ладно!
– сказал Робин, останавливая его поднятой рукой.
– Я понял, к чему ты клонишь. Но неужели ты не можешь рассказать мне ничего полезного?
– Не знаю, - ответил Херн.
– Задавай вопросы, и посмотрим, что из этого выйдет.
Что сделало шерифа таким самоуверенным, к чьей помощи он прибегнул?
– осторожно спросил Робин.
– С какой армией мы столкнёмся?
– Ночные кошмары, - сказал Херн.
– Марширующая смерть. С Шервудом должно случиться что-то плохое.
Робин от досады медленно постучал кулаком по бедру.
– Если шериф призвал неестественные силы… есть ли другие силы, к которым мы могли бы обратиться?
– Есть и такие, которые могут прислушаться, если я позову, - сказал Херн.
– Древние существа из тех времён, когда мир был юным, диким и игривым, всегда ищущим что-то новое, что могло бы их заинтересовать. Возможно, они согласятся принять в этом участие просто ради забавы. Настоящая проблема заключается в том, как от них потом избавиться.
Робин нахмурится.
– Ты имеешь в виду старых богов, до Христианских?
– Они даже старше, - ответил Херн.
– За гранью добра и зла, потому что это ограниченные человеческие понятия. Как Пука, что танцевал в лесу до того, как сюда пришли люди. Пука - это дикий восторг, смех в лесу и радость в ночи. Любовь и безумие, и всё, что между ними. Он тот, кто играет с чувствами людей ради собственного развлечения. Он любит играть с нами, но не всегда играет красиво, а иногда ломает свои игрушки.
– Позови его, - сказал Робин.
– Я знал, что ты это скажешь, - ответил Херн.
– И я сделал это вчера.
– Тогда где же он?
– спросил Робин.
– Он даст о себе знать, когда будет готов, - сказал Херн.
– Или не даст. Вот так.
Робин уставился в полыхающее пламя костра.
– Нам придётся делать это самим, не так ли?
– У тебя есть я и Аманда, - сказал я.
– Ах да, - сказал Робин.
– Наши обещанные спасители. Ты можешь сражаться?
– Я сражался рядом с Королём Артуром и рыцарями Камелота против армии чудовищ, - уверенно произнёс я.
– И мы всё ещё стояли, когда они дрогнули и побежали.