Во имя Твое
Шрифт:
Мальчик угрюмо молчал. В глазах его директор заметил слёзы.
–Ладно. Выйди. Посиди в приёмной, остынь.
Игорь пулей вылетел из кабинета. Вслед за ним, извинившись, выбежала мать.
– Извините, Александр Иванович, – Чванова встала – Я более не желаю выслушивать чушь и тем более оскорбления от учащегося! Я считаю, что к этому ребенку нужно применить меры воздействия. Вплоть до исключения из школы. Поскольку своими завиральными идеями он туманит головы других учеников и оказывает на них вредное влияние.
Смирнов скривился, как от зубной боли:
– Елена Станиславовна, уважаемая!
Чванова выпрямилась, шумно задышала:
– Ну, что ж, уважаемый Александр Иванович, носитесь с Вашими творцами и созидателями! Только смотрите, чтобы они не сели Вам на голову, свесив ноги. И тогда школа превратится из советского учебного заведения в бедлам. Но я этого не позволю! Я вынуждена буду поставить в известность вышестоящие организации о тех катастрофически вредных идеях, которые Вы проповедуете!
Директор посмотрел на эту нестарую, но как-то преждевременно себя засушившую женщину в синем наглухо застёгнутом строгом костюме. На туго стянутый на голове пучок волос. Гализдра, как есть гализдра! Он сдержал улыбку.
– Знаете, Елена Станиславовна, мне Вас жаль. У Вас в жизни нет ни мечты, ни радости. Только инструкции. Скажите, Вы умываетесь и завтракаете утром, тоже, предварительно прочитав соответствующий циркуляр?
Чванова, лихорадочно уложив в папку свои бумаги, стремительно покинула директорский кабинет. Смирнов вышел в приёмную, где Анна Петровна что-то сурово выговаривал нахохлившемуся, как воробей, мальчику. Глаза у того были заплаканы.
Александр Иванович вдруг почувствовал, что страшно устал, внезапно заныло раненное на фронте колено, да и на сердце стало муторно от этих чвановых иже с ними, их непроходимой тупости, от всех этих инструкций, правил, циркуляров, лозунгов, от бесконечных требований воспитывать подрастающее поколение в духе и соответствии, как учит партия. Он понимал, что Чванова не остановится и скоро его кресло в этом кабинете займёт кто-то другой, кто будет строго соответствовать всему, что от него потребуют. Смирнов вздохнул и тихо произнёс.
– Ладно, Игорь, иди, в класс. Забирайте сына, Анна Петровна. – и внезапно добавил – Берегите его. Он очень необычный мальчик. Яркая личность. Ему в жизни легко не будет.
Потом подошёл к парнишке, потрепал по голове, буйные кудри которой не могла скрыть даже строгая школьная причёска. Он понимал, что при таком вот раскладе, при несомненной одарённости и уме и при явном стремлении всегда и везде отстаивать свою позицию, иметь своё собственное мнение, этому пацану будет чрезвычайно трудно выжить в обществе, где яркая индивидуальность считается почти приговором.
– Удачи тебе… артист. Но с курением, брат, ты повремени, всё-таки. Рано дымить! Кстати, ты, говорят, входишь в класс иногда через окно? Как тебе это удаётся?
Игорь хитро прищурился и снова улыбнулся сквозь слёзы своей необычной улыбкой.
– А там же кгыльцо близко. На кгышу, а потом по подоконнику! Делов-то!
Директор почесал бровь и хмыкнул:
– Да… И все-таки я бы тебе советовал ходить через двери…
Оба засмеялись.
Чванова выполнила свои угрозы. В школу прибыла комиссия из Гор- и Облоно. Ничего особенного они не нашли, но Смирнова с должности директора на всякий случай уволили. На его место прислали странного человечка, напоминавшего…Нет, напоминать он никого не мог. Ибо был удивительно сер и безлик.
Школой жизнь Игоря Граля, конечно, не ограничивалась. Она манила, звала, заставляла открывать в каждом дне что-то новое. Как кусок железа тянет к магниту, его влекли приключения. И часто не безопасные.
Однажды, выйдя дома на балкон, он увидел, что от стены, где шёл ремонт, ещё не убрали строительные леса. В голове мгновенно созрела мысль: а не подняться ли по ним на крышу, как герои Жюль Верна, поднимались по скалам? Маленький гибкий мальчишка осторожно встал на перила, подтянулся и ловко взобрался на одну из планок. Так! Ещё. Вот так. Игорь уверенно прошелся по доске и присел на край. Потом лег на живот и глянул вниз. Где-то внизу был их балкон, совсем внизу лежал, как на ладони, двор.
Как раз в этот момент из подъезда вышла с метлой знаменитая на весь квартал дворничиха баба Фима. Если бабу Фиму создал Бог, то он явно находился в очень творческом настроении, предварительно хорошенько выпив. Мало того, что дворничиха была ростом с гренадера армии Наполеона времён войны 1812 года, и носила нечто, напоминающее этого же гренадера, отступающего по Смоленской дороге, её лицо имело совершенно неповторимый и ни с чем не сравнимый оттенок свёклы, которую варили и забыли вовремя выключить кастрюлю. Особым оттенком отличался нос, похожий не то на перезрелую сливину, не то на шоколадный марципан. Баба Фима уверенно вела свою метлу, как некий корабль среди льдов, в роли которых выступали листья и мусор.
Игорь притаился, а потом его взгляд упал на небольшую кучу мелкого щебня и.. о, удача! банку краски, забытую строителями. В голове возникла одна очень неплохая, да что там, просто феерическая, идея!
Баба Фима домела дорожку и повернулась. Вся только что выметенная аллея была усеяна непонятно откуда взявшимся мусором и камнями.
– Батюшки святы! Это ж откуда оно всё упало! Я ж вымела ну вот токма!
И баба Фима снова начала усиленно махать своим чудо-агрегатом. И здесь на неё упала тяжелая капля. Потом ещё одна и ещё. Сначала дворничиха подумала, что начинается дождь. Баба Фима подняла глаза. На небе спокойно сияло солнце, и не было ни единой, даже махонькой тучи. Присмотревшись, дворничиха обнаружила, что капли почему-то странно голубого цвета, подозрительно напоминающего цвет стены их дома.
– Господи! Неужто краска начала стекать? Вот стервецы строители, краску развели так, что смоется после первого дождя!
Игорь прятался за стойку лесов и отчаянно смеялся над воплями бабы Фимы.
– Я Вам хочу сказать, Фима, не кричите, пожалуйста, в такую рань! У меня давление, и я себя очень плохо чувствую. А Вам бы только орать и орать! – из соседнего окна высунулась в неизменных бигуди продавщица магазина «Продторг» Светлана.
– Ой, да помолчи уже! Вечно болеющая! Как обсчитывать трудящихся, так не больная!