Во сне: теория заговора
Шрифт:
— Хорошо, зачем?
— Зачем что?
— Зачем заигрывать с этой демографической проблемой?
— Ах да, верно. Хороший вопрос. Причина заигрывать с детским чтивом заключается в том, что недоосознанность — это официальный статус царства сновидения, оптимальное состояние в этом царстве. Наше существование на диапазоне осознанности соответствует положению сказочной героини вроде Златовласки: не слишком умная, не слишком глупая.
— Видите, — говорит она. — Сколько людей, по-вашему, знают об этом? Сколько людей могут сидеть здесь вот так и узнавать об этой проблеме вот так и прояснять ее?
— Так я теперь твой проект? Это для твоего сценария?
— Возможно, не знаю. Вы всегда
10 — Злоупотребление чудесами
— Следующий принцип номер десять, это о чудесах как зрелищах.
— Это было бы неверной интерпретацией.
— Ага, неверная интерпретация, здесь так и говорится.
— Делать что-то напоказ или чтобы доказать что-то для меня немыслимо. Мой разум отшатывается от этой идеи. Уверен, я бы даже не смог этого сделать. Я могу указать на собственные переживания и проиллюстрировать, как все работает, но идея, что я могу заниматься трюками или чем-то таким… Я не понимаю этого. Эта штука по-настоящему утонченна, с ней просто нельзя баловаться. Я бы не смог, во всяком случае. Если бы у кого-то было такое подлинное желание, если бы все было так настроено, если бы было достигнуто именно такое равновесие, возможно, но я правда не знаю. Не могу со всей решительностью сказать, что в царстве сновидения что-то невозможно, если речь не идет о злоупотреблении чудесами. В этом нет смысла.
— Хорошо, — сказала она. — Это как капитуляция перед высшей силой?
— Так я об этом не думаю. Это больше похоже на то, что ты перестаешь плыть против течения, перестаешь бороться с океаном, вот и все. Если бы ты была рыбой, думала бы ты об океане как о высшей силе? Или как об энергетической среде, в которой ты плывешь и играешь? Ты можешь даже не осознавать со всей ясностью, где кончаешься ты и где начинается океан. Для меня это больше похоже на направленную энергию. Ты расслабляешься в ней и позволяешь себе плыть с течением, а делая это, ты открываешь, что место, куда все движется, и место, куда ты хочешь попасть, — это в точности одно и то же место. Вот где ты познаешь разницу между эгоистическим и подлинным желаниями.
— Разве это не то же, что я перед этим сказала? Принятие неизбежного?
— Хорошо, два замечания. Во-первых, в том, что ты сказала, кажется, недоставало компонента взаимодействия: это больше похоже на отказ, чем на участие в со-творении. То, что я описываю, похоже на плавание по течению, а то, что ты сказала, звучит, будто кто-то захромал и его несут. Для меня это чувствительное различение, потому что это выглядит как западня, в которую легко попасться. Во-вторых, ты это не сказала от себя, а повторила за кем-то. Если бы идея действительно исходила от тебя, я бы придал ей больший вес.
Она делала записи, а я спрашивал себя, не слишком ли неделикатно высказался, что водится за мной, пусть я и не придаю этому особого значения. Когда она заговаривает, я понимаю, что у нее полный иммунитет к моему недостатку обаяния.
— Итак, — повторяет она, — не напоказ?
— У проблемы зрелищности нет соответствия в интегрированном состоянии. Это я и имею в виду, когда говорю, что это немыслимо для меня. Я допускаю, что эгоистичный человек может думать подобным образом, и что именно для него «Курс чудес» и написан. Зрелище не нужно.
— Чтобы пробудить веру, сказано тут.
— Я знаю, что сказано, но зачем пробуждать веру? Я не помню, предполагалось ли, что автор книги Иисус, но разве не Иисус был тем, кто творил чудеса, чтобы пробудить веру? Неважно, я в это не полезу. Человек, побуждаемый эго, может, и захочет делать фокусы, чтобы впечатлить других, но никто из тех, кто пробужден в царстве сна, даже не думает подобным образом, так что можно сказать, что это обращено к незрелому уровню понимания.
— Что вполне разумно.
— Конечно. Мы не пытаемся осуждать этот перечень, просто стараемся выделить значение.
— Итак, это верно, что использование чудес ради показухи — это неверное понимание?
— Это незрелое понимание. Все к этому ведет. Следующий, если ты не слишком заскучала.
11, 12 — Посредник чудес
— Одиннадцатый принцип. Я его сокращаю. Является ли молитва посредником чудес?
— Посредник значит интерфейс пользователя, я полагаю. На начальном уровне так и есть, но это похоже на дополнительные колеса для детского велосипеда. Стоит научиться держать равновесие, и они больше не нужны. Сфокусированная эмоциональная энергия — вот подлинный со-творческий интерфейс: что-то среднее между ясным видением и полным осознанием. Процесс органичный, его не нужно преобразовывать в слова. Для него не требуется даже осознанное волеизъявление. Когда ты учишься танцевать, ты должен считать шаги в уме и сосредоточиваться на ногах, но по мере обучения этот дополнительный слой вовлеченности ума за ненадобностью отпадает. Можно начать с использования какой-нибудь техники вроде молитвы или самовнушения, но потом, когда ты втягиваешься, вербализация становится лишней. Думаю, так звучит правильно.
— Так вы не молитесь? И не используете слова?
— Я не очень хороший пример. Так проблема станет только запутаннее.
— Почему?
— Ответить для тебя или для книги?
— Не знаю. Перестаньте спрашивать.
— Хорошо, давай посмотрим. Во мне нет желаний. Я не хочу ничего и за исключением отвращения к боли и скуке я действительно не беспокоюсь о происходящем. Для любого, кто укоренен в интегрированном состоянии, процесс перестает быть грубым, как при использовании сознательных желаний и молитв, и становится утонченным, так что больше не возникает ничего похожего на острые желания: никаких пиковых значений, одни только гладкие волны. Не знаю, насколько полезно слушать об этом.
— Кажется интересным, если все к этому идет. Если это предел, скажем, цель или состояние или что-то вроде.
— Надеюсь, ты и свои мысли записываешь?
— Да, — говорит она.
— Хорошо, полагаю, нет причин не говорить об этом. Итак, в моем конкретном случае нет эго, нет желания. Поэтому то, чего хочет вселенная, и то, чего хочу я, пребывает в полной гармонии, и даже не требуется моего участия. Я плыву, но не рулю. Я могу понять, почему сила молитвы или самовнушения так привлекает людей, но для меня это было бы похоже на жизнь в погремушке. Мой опыт — это жизнь в безусильном потоке. Я наслаждаюсь разворачивающимся процессом. Я восхищаюсь им, но не принимаю активного участия. Моя жизнь — это позволение: направление, в котором я движусь — это направление, которое мистически открывается передо мной.
— Могу я кое-что сказать…?
— Давай.
— Ваша жизнь совсем не такая, о которой мечтают люди. Вы живете один в старой хижине, без семьи, у вас, кажется, нет собственности, у вас немного дел. Я не пытаюсь обидеть вас, но…
— Не беспокойся за меня. Я понимаю, о чем ты. Как уже было сказано, я не очень хороший пример. Начиная говорить обо мне, мы пересекаем границу парадигм, и это только все запутывает. Моя жизнь совершенна. Да, у меня есть все, чего я хочу, но, с другой стороны, я не хочу многого. Здесь я должен добавить, что по общепринятым стандартам я очень мощный колдун: не могу представить, что хочу чего-то и не получаю этого.