Во власти мракобесия
Шрифт:
– Послушать вас, так получается, что капиталистические акулы готовы выйти на площадь и открыто, ничего не стесняясь, рассказать народу о том, как и почему они сосут из страны кровь, сколько гребут в свою мошну и сколько оставляют простым людям.
– А, бросьте! При чём тут это? Вы посмотрите вокруг! Всё трещит! Ельцин погубит страну, если рядом с ним не окажется таких людей, как я! Чего стоит хотя бы Чечня! Борис Николаевич собственноручно себе удавку на шею набросил, развязав эту войну. Правительство не в силах справиться с ситуацией! Мы двигаемся к катастрофе! Не двигаемся, а несёмся, как неуправляемый реактивный самолёт!
В
– Если вас попытаются освободить, – предупредил главарь бандитов, – мы вас взорвём.
По поведению Басаева чувствовалось, что события развивались не совсем по его плану. Что-то пошло наперекосяк.
Воздух плавился от жары и духоты, но пленников заставили сидеть на раскалённом асфальте. Басаев, поправляя зелёную военную шляпу с узкими полями, переговаривался с кем-то по рации из машины «скорой помощи». Наконец он взмахнул автоматом и велел гнать всех в городскую больницу. Со всех сторон к больнице неторопливо и уверенно стягивались боевики…
Ближе к вечеру информация о появлении чеченских боевиков в Будённовске прозвучала в телевизионном эфире…
Но Алексей Нагибин ничего этого не знал. У него была своя боль.
Утром жена потеряла сознание, он вызвал «скорую», но к их приезду Мила пришла в себя и сказала, что ей значительно лучше. Врачи, совсем молодые парни, провели формальный осмотр, свалили всю вину на повышенное давление, сделали какой-то укол и уехали. А ещё через два часа Мила вновь упала, направившись на кухню, чтобы налить себе чаю. Алексей поднял её и отнёс в кровать.
– Ты снова потеряла сознание? – испуганно спрашивал он.
– Разве? – Она смотрела на него непонимающе и отрицательно покачивала головой. – Да нет же, нет… Только не помню, как я в постели оказалась.
– Я принёс тебя. Ты упала.
– Разве? Как странно… Лёшенька, милый, у меня голова кружится, всё кувырком бежит…
– Я вызову «скорую».
– Не надо врачей! Никого не надо! Хочу побыть с тобой, только с тобой!
– Нужно вызвать, – настаивал Нагибин.
Он дёрнулся к телефону, но Мила удержала его, схватив слабенькой рукой за рукав. Она едва взялась за него, почти невесомо коснулась, но Алексей остановился. Её рука была наполнена мольбой.
– Не уходи! Он присел на кровать.
– Мила…
– Лёшенька, дорогой мой… Сейчас я буду прощаться…
– Замолчи! Что за глупости?!
– Я знаю, чувствую… Знаю наверняка… Это близко…
– Ты бредишь. Успокойся, Мила, попытайся уснуть.
– Я усну, ты не волнуйся, сейчас я усну… Это вовсе не страшно… Теперь я не боюсь…
Она подняла руки.
– Обними меня.
Алексей едва не разрыдался, глядя на бледное, отёкшее лицо жены. Она улыбнулась пересохшими губами.
– Алёшенька, прости меня, что я была такой обузой…
– Что ты говоришь?!
Он прижался к ней. Мила глубоко вздохнула, и он ощутил её дыхание у себя в ухе. После этого она затихла. Нагибин не сразу понял, что она прекратила дышать, и некоторое время продолжал обнимать жену, нашёптывая ласковые слова. Когда же он осознал, что сердце Милы перестало биться, осторожно высвободился из объятий жены, снимая с себя её тонкие руки с такой аккуратностью, будто они были сделаны из стекла, и выпрямился, не отводя взгляда от её закрывшихся глаз. Только что эти глаза смотрели, реагировали, делились с ним своими чувствами, теперь же они были неподвижны, веки лежали без напряжения, не подрагивая, как бывало обычно. Лицо Милы оставалось всё тем же, но что-то неуловимое из него уже ушло. Что-то неуловимое, но очень значимое.
Алексей поднялся и долго стоял, не в силах ни на что решиться. Затем он подошёл к телефону и вызвал «скорую»…
Дальше всё шло само собой – врачи, милиция, похоронное агентство, справки, деньги…
Когда в квартире вновь наступила тишина, Алексей вернулся к жене и, опустившись возле кровати на пол, поцеловал Милу.
– Прощай…
Её тело отозвалось холодом.
– Тебя тут уже нет…
И тут Нагибин заплакал.
«Зачем же всё нужно, если это заканчивается вот так?.. Несмотря на старания и все усилия! Какой смысл любить, если у тебя отнимают твою любовь? Для чего нужно было тратить время и силы на добывание денег и лекарств, если они не смогли помочь? Зачем я так бездарно растратил столько времени? Лучше бы все эти месяцы я был с нею, и только с нею… Пусть бы без медикаментов она умерла раньше, но я был бы рядом… А что сейчас? Что мне осталось? Воспоминания о том, как я торчал в клубе у Мити и пялился на голых девок?.. Деньги? Да не нужны нам оказались эти деньги! Чего мы добились с помощью тех денег? Вон они лежат в коробке… И уже не вернуть, не переделать ничего…»
Алексей вытер лицо и встал, не чувствуя рук и ног.
– Вот и всё… Жизнь кончилась…
Он остановился перед окном и безучастно посмотрел на улицу. Во дворе маленькие дети бросали друг другу надувной мяч, две молодые женщины что-то оживлённо обсуждали, откуда-то издали доносилось рычание глохнущего и вновь заводящегося автомобильного двигателя.
Алексей вышел в другую комнату и включил телевизор. Экстренный выпуск новостей сообщал о развитии событий в Будённовске. На экране мелькали люди в разбитых окнах какого-то здания, продырявленные пулями автомобили, плачущие женщины, растерянные мужчины, напряжённые военные.
«Что-то стряслось, – подумал Нагибин, но никак не мог заставить себя сосредоточиться на надрывном голосе телеведущей. – Военные, больница какая-то… Надо позвонить родителям Милы, сообщить…»
Зазвонил телефон.
– Алексей? Ты где?! – бойко и с возмущением закричал женский голос. Нагибин узнал голос Лёли.
– Я дома…
– Ты разве не придёшь сегодня?
– Куда?
– Да в клуб же!
– Ах, в клуб… Нет, не приду…
– Ты трёхнулся, что ли? Сегодня публика особая! Митя сказал, что Тимур Тамаев с друзьями будет. Митя сказал, чтобы ты срочно собирался, потому что Тимур устраивает праздник, надо всё хорошенько заснять…