Во времена Нефертити

Матье Милица Эдвиновна

Виднейшую роль при Аменхотепе IV играл начальник конницы Эйе, занявший впоследствии престол. А рядом с ним на ответственном месте хранителя печати, главного зодчего мы видим несомненного выходца из среды рядовых свободных Маи, имевшего также звания «истинного царского писца» и «носителя опахала справа от царя». Вот что говорит Маи о себе в надписи на стене своей гробницы в Ахетатоне:

«…Я расскажу всем о благах, которые сотворил мне владыка, и вы скажете — о, как велико сотворенное этому бедняку. Я бедняк по отцу и по матери, и создал меня царь… когда я не обладал имуществом, дал он, что стало у меня много людей, возвысил он моих братьев… и, когда я стал господином поселения, он причислил меня к своим вельможам и семерам, хотя

я и был на последнем месте… [раньше] я просил хлеба».

Не удивительно, что в религиозно-философской концепции культа Атона отразились запросы именно средних слоев населения. Среди этих слоев, не получавших тех выгод от войн, которыми пользовалась рабовладельческая верхушка, росло недовольство тяготами жизни. Начались попытки разобраться в причинах сложившихся условий, своеобразные поиски «истины». Знать и жречество стремились притушить неудовлетворенность мелких рабовладельцев своим положением, отвлечь их внимание от наболевших вопросов жизни. Усиленно разрабатывались издревле существовавшие представления о загробном суде и посмертном воздаянии. Характерно, что именно на протяжении XVI–XV веков до н. э. в атмосфере все возраставшего интереса к вопросам «истины», а также морали, этики происходит определение всего того, что должно считаться грехом. Вырабатывается важнейшая часть заупокойного ритуала — 125-я глава Книги мертвых, посвященная загробной участи душ на суде царя мертвых бога Осириса, где умерший человек должен был доказать праведность своей земной жизни, объявив себя невиновным в совершении проступков, осуждаемых богами и людьми. В длинном перечне этих проступков, наряду с обычными нарушениями морали, имеются «грехи», явно свидетельствующие о жреческой редакции:

«Я не делал зла людям… Я не причинял боли. Я не заставлял голодать. Я не заставлял плакать. Я не убивал. Я не приказывал убивать. Я не уменьшал жертвы в храмах. Я не наносил порчу хлебам богов… Я не утяжелял гири весов… Я не ловил в силки птиц богов… Я не крал… Я не убивал священных животных… Я не восставал…»

Таким образом, учение о загробном мире получило определенную социальную окраску. Однако полностью передать полномочия на решение земных запросов потустороннему миру не удалось.

В общем, не случайно поиски «истины» составили существенную часть учения Атона. Они объясняют ряд мероприятий царя, они обусловили новое содержание и формы культуры и искусства.

Наиболее ярко об этом свидетельствуют художественные памятники, созданные в самом начале правления Аменхотепа IV. Среди них первое место принадлежит храму Атона, построенному на территории главного святилища в Фивах, в Карнаке. Упоминание о нем сохранилось далеко от Фив — в каменоломнях Сильсилэ, одного из богатейших в долине Нила месторождений песчаника. В течение столетий отсюда увозили полуобработанные глыбы камня для строительства храмов, для изготовления колоссальных скульптур. Доныне лежит еще здесь по какой-то причине не вывезенный гигантский обелиск.

На скалах каменоломен начальники и рядовые члены работ оставили надписи, содержащие молитвы богам, прославление царей, сведения об успешном выполнении заданий и т. д. Надпись, в которой говорится о храме Атона в Фивах, как и многие другие, оформлена в виде стелы. Текст содержит приказ фараона сделать большую штольню, чтобы добыть песчаник для постройки «великого святилища» Атона в Карнаке. Из текста ясно, что начальниками работ и ответственными за перевозку камня были назначены видные вельможи.

Над текстом — рельеф с изображением Аменхотепа IV перед богом Амоном, следовательно, памятник был сделан еще до полного разрыва со жречеством. Он имеет официальный характер и был, несомненно, высечен по распоряжению начальника экспедиции за камнем зодчего Пареннефера, уже знакомого нам по его гробнице в горах Ахетатона. Однако еще раньше Пареннефер, подобно каждому состоятельному фиванцу, устроил себе гробницу в некрополе знати в Фивах.

Как видно из надписей

в этой гробнице, Пареннефер, будучи начальником всех работ в храме Атона, носил звание хранителя печати фараона. Он называет себя «хвалимым своим господином, делающим прекрасными его памятники в Доме Атона». Все это объясняет, почему именно Пареннефера поставили во главе экспедиции: он был единомышленником фараона и пользовался его доверием.

В надписи на стеле в каменоломне зодчий указывает, что он был послан сюда для того, чтобы привезти камень для храма бога Атона в Ипет-Сут, то есть в знаменитое святилище Амона-Ра в Фивах. О том, что там действительно существовало такое здание, долгое время догадывались по обломкам его рельефов, которые были использованы как строительный материал в позднейших постройках. Других остатков храма Атона не находили, и даже местонахождение его не было известно. Новые данные появились в 1920–1930-х годах, когда при раскопках около восточной части храма Амона были неожиданно обнаружены части колоссальных статуй Аменхотепа IV. Как показал внимательный осмотр местности и найденных фрагментов, этих скульптур некогда было более ста; вероятно, они обрамляли большой двор храма Атона.

Возведение его именно на этом месте, к востоку от которого не было никаких зданий, вполне понятно: поклонение новому божеству происходило под открытым небом, и ничто не должно было заслонять с востока тот священный участок, где поклонники Атона во главе с фараоном приветствовали появление солнца из-за гор Аравийского хребта.

Можно представить себе и гнев, и страх жрецов перед внедрением нового, враждебного им культа в непосредственной близости от храма Амона — демонстративный характер такого решения был слишком очевиден и отчетливо говорил о неудержимой настойчивости фараона.

Скульптуры большого двора храма Атона дали чрезвычайно важный материал для понимания истории первых лет правления Аменхотепа IV. Фараон изображен здесь совершенно необычно. От традиционных статуй правителей Египта сохранились лишь одеяния (набедренное опоясывание), головные уборы (да и то встречается один новый) и скрещенные на груди руки с атрибутами власти — плетью и жезлом. Основа же канонического образа — чрезмерно мощное тело и идеализированные портретные черты лица отсутствуют. Фараон показан болезненным человеком с исхудалым лицом, длинной тощей шеей, одутловатым животом. Тонкая талия резко контрастирует с пухлыми бедрами. Особенно поражает лицо — длинное, узкое, с выдающимся, сильно развитым подбородком. Большой нос, полузакрытые веками глаза, крупный рот с отвислой нижней губой и слегка выступающей верхней — все это, несомненно, воспроизводило подлинные черты Аменхотепа IV, но было передано с явно подчеркнутой заостренностью.

Эти скульптуры должны были производить огромное впечатление на современников, вызывая недоумение, возмущение, а может быть, и страх. Впервые египтяне видели своего владыку не мощным богом, а слабым человеком, и это не могло не возбудить самых разнообразных толков. Между тем несомненно, что требование именно такого решения образа, предельно близкого к натуре, беспощадного в стремлении к искренности, исходило от самого фараона и что именно такая задача была поставлена перед скульпторами. Недаром один из ведущих мастеров, Бек, в своей надписи говорит, что он лишь «подручный, которого научил сам царь». Несомненно и другое — желание Аменхотепа IV было вполне продуманно. Это подтверждается аналогичной трактовкой его фигур на рельефах, покрывающих стены храма Атона. В настоящее время обнаружено несколько десятков тысяч фрагментов этих рельефов. Повсюду здесь фараон изображен так же, как и на пограничных стелах Ахетатона, — перед нами та же болезненная фигура с хилыми ногами, раздутым животом, худой шеей с выгнутой линией контура, то же вытянутое лицо с характерным профилем. Стилистическое единство скульптур и рельефов храма Атона в Фивах и рельефов и скульптур пограничных стел Ахетатона — бесспорно.